Из 100 человек, достигших подножия холма, до немецких позиций смогло добраться не более 20. А несколько часов спустя советские позиции атаковала самая крупная из прорывающихся группировок — группировка Вильгельма Шёнинга. В распоряжении этого командира 66-го панцер-гренадерского полка, кавалера Рыцарского креста с Дубовыми листьями, было от 3 до 4 тысяч человек. Для облегчения перехода через линию фронта группировка была разбита на небольшие отряды, в которых было 15–25 человек. Затем они начали массовую атаку. Унтер-офицер Отто Кучер вспоминал: «Внезапно взлетели две зеленые сигнальные ракеты. Это был знак, что мы были своими. Зеленые ракеты взлетали над немецкими позициями в интервале через каждые 500–1000 метров. Мы уже достигли советских окопов, когда нас окликнули. Мы сразу же стали забрасывать окопы гранатами и стрелять из всего, из чего можно было вести огонь. Русские открыли огонь, когда мы уже были в окопах. Как раз между мной и Шёнингом разорвалась ручная граната. Шёнинга тяжело ранило в правую ногу. Я же получил осколок в левое бедро. Пришлось ползти до собственных позиций. Когда меня доставили в лазарет, я не мог сдержать рыданий. Мы все-таки вырвались!»
Сам Шёнинг так вспоминает о данном инциденте: «Внезапно у меня возникло чувство, что мне оторвало ноги. Дивизионный врач Зеегер, лежавший на земле рядом со мной, хотел помочь, но тут же был ранен сам. Вначале он получил ранение в ногу, а затем осколок разорвал ему ягодичную мышцу. Так как в моей обойме уже не было патронов, то отдал приказ лейтенанту, чтобы он пристрелил меня. Он сам был ранен в руку. Но я ответил: «Осталось лишь 2 тысячи метров, герр оберст. Мы должны сделать это!» Тогда пополз по заснеженному склону, за мной последовал врач… два раненых гренадера из состава моей группы под огнем несли нас на руках. Так я и проковылял до самых немецких позиций».
Тем же самым утром прорваться к немцам удалось венгерскому прапорщику Дьюле Ковай и его сослуживцам. С земли его небольшой отряд атаковали русские лыжники, с воздуха — самолеты. Пришлось предпринять несколько атак, чтобы проломить советскую линию обороны и выйти к Аньача-Пуста. Прапорщик вспоминал: «Уже смеркалось, когда нас обстреляли с расстояния 500–600 метров. Я хотел ответить, но мой МП внезапно отказался стрелять. Так как во время атаки не было времени разбираться, что с ним произошло, я отбросил автомат и взялся за винтовку — я не мог пробиваться совсем без оружия. Со своих позиций русские стали бросать в нас гранаты. Один эпизод навсегда остался у меня в памяти. Я видел, как одна из гранат упала прямо передо мной, — я бросился на землю и лежал, пока она не взорвалась. Мой рот и мои глаза оказались забиты снегом. Фуражку куда-то унесло взрывом. Я вскочил и бросился вместе с другими на русских. Я бежал, когда увидел, что в 10 метрах от меня за деревом спрятался русский. Он прицелился в меня и нажал курок. Я до сих пор слышу звук этой осечки. Он хотел ударить меня прикладом, но я оказался проворнее и вонзил ему со всей силы между ребер штык. Затем я догнал остальных, которые были уже на опушке леса. Мы стали прочесывать его в надежде, что там могли оказаться наши люди. Под сильным огнем мне пришлось упасть в снег. Перебежками я смог добраться до окопа, где укрылся от огня. Однако надо было двигаться дальше. Первым вскочил Вайна. Он не успел сделать и десяти шагов, как его сразила пуля. Она попала ему в затылок. Ночью прибыли еще солдаты, пытавшиеся прорваться к немцам. В целом наша группа состояла из 36 немцев и 9 венгров. От моей прошлой группы осталось только трое: я, Йожеф Яс и Бела Хидвеги».