100 грамм предательства

КБН ещё из далека выглядит зловеще: на первый взгляд в нём нет ни одного окна, но если подождать чуток, то увидишь, как окна появляются и распахиваются по очереди в разных частях фасада и всего на несколько секунд — ощущение, что здание моргает множеством глаз и неустанно следит за тобой.

Музей же будто скрутили в настоящую спираль и аккуратно поставили на лужайку. Мои коллеги работают внизу, а я — наверху, в Хранилище N.

Мне остаётся пройти через жилой квартал, и я буду на месте. Кстати, жилища особенных тоже не далеко ушли. Похоже, у них есть пунктик на этот счёт — чем вычурнее, тем лучше.

А уж если говорить об одежде особенных, то она и вправду такова — все эти визуально увеличивающие фигуру рюши и оборки дополняют впечатление о сказке. Использовать тёмные тона в этой части города — дурной тон. Наверное, каждый особенный в душе морщится при взгляде на нас, ведь мы своей серостью портим всю красоту. Но ничего не поделаешь — мы часть их мира и часть полезная.

Поворачиваю на Кольцевую — улицу, которая опоясывает дворец снаружи. По периметру дворца, как и у каждого входа, тоже дежурят церберы.

Пытаюсь вести себя непринуждённо и не обращать на них внимания.

В конце концов, их задача — следить, чтобы никто не посягал на Регента и его помощников. Створка ворот поднята. Осталось только пройти через каменный свод, и я окажусь на Площади.

3 глава. Площадь и теория вероятностей

Площадь встречает меня гулом человеческих голосов. Бесконечные торговые лотки разбросаны и там, и тут. Здесь торгуют дисками, сувенирами и прочей дребеденью. Ну и конечно — едой. Втридорога. Тот же гамбургер стоит в три раза дороже, чем в установленных по городу пищевых автоматах. Но людей здесь тьма.

Стараюсь не выделяться и держусь торговых лотков, притворяясь, что подыскиваю себе что-то особенное.

— Чего ищем? — костлявая старуха с бегающим взглядом перегибается через прилавок и хватает меня за запястье. — Вот, купи! Ну купи-и!

Её кривые пальцы быстро перебирают своё добро: бейсболки в цветах нашего флага или с изображением Регентства, статуэтки эйдосов на любой лад, брелоки с лозунгами, диски — на самом видном месте красуется пластинка «страны чудес» — когда-то их можно было достать только из-под полы, а теперь, вон… на каждом углу Площади.

Не терплю, когда ко мне прикасаются, так что выдираю руку и иду дальше, удостоив старуху недовольным взглядом. Усохшая, весит, небось, как пушинка — и как её ещё не отправили на Утилизацию?

От крикливых призывов что-нибудь купить у меня разболелась голова, хотя и торгашей понять тоже можно, ведь часть заработанного пойдёт им на эйдоплату.

Ходят легенды, что в далёком прошлом на Площади не торговали, а выступали несогласные. Жители выдвигали требования, а правительство раздавало обещания, некоторые из которых даже исполнялись. Но я в такие байки не особо верю.

Когда расположенные над парадными дверями Регентства настенные часы пробили десять, я занервничала ещё больше. Огромная металлическая стрелка двинулась дальше, заходя на новый круг, а мои спасители так и не появились.

Где они?

Лихорадочно озираюсь по сторонам, ища в толпе хоть намёк на заинтересованность, и натыкаюсь на пристальный взгляд той самой фифы… Какова вероятность трижды за час случайно встретиться с человеком? Я лично не сильна в теории вероятностей, но подобное совпадение кажется очень подозрительным.

Мы стоим в пяти метрах друг от друга, пока она не делает шаг ко мне. Вот тут-то и срабатывает инстинкт самосохранения — я пячусь сначала назад, затем медленно разворачиваюсь и ныряю в самую гущу толпы. А потом, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания людей и особенно церберов, продираюсь назад, к воротам.

Затылок начинает гореть, будто кто-то направил невидимый луч. Неужели девица последовала за мной? Ускоряю шаг, насколько могу.

Оказавшись на Кольцевой, быстро оглядываюсь и торопливо покидаю Центр. Битый час бездумно брожу по улицам Олимпа под громкий аккомпанемент собственного желудка — так сильно мне хочется есть.

С тоской вспоминаю о контейнере с едой, которым сама же и пожертвовала, запустив в ту женщину из Комитета. Что ж, я осталась на свободе, только вот много ли от неё проку, если я помру с голоду?

Мимо проплывают жевальни — одна другой краше. Толпы особенных проходят через сканер, чтобы подтвердить своё право на посещение, правда, для большинства подтверждением служит их собственная комплекция — среди нас таких мясистых однозначно не встретишь.

Облизываю пересохшие губы и кладу ладони себе на живот, словно пытаясь убаюкать. Чудный аромат распространяется на всю округу.

Особенная еда для особенных людей.

Это вам не каша на воде, а настоящие деликатесы. Сквозь прозрачные витрины видно, как особенные с важным видом поедают свой завтрак, а дефектные суетятся вокруг них, вовсю стараясь угодить. Представляю, каково этим беднягам: с утра до вечера готовишь еду, которую никогда не сможешь попробовать, или, глотая слюни, разносишь по столам кулинарные шедевры. И ведь нельзя взять ни крошки…