Похоже, сбежавшая свинья все же по достоинству оценила риски, ожидающие ее возле нашего лагеря, поэтому больше мы ни ее саму, ни новых последствий от ее действий вокруг себя не обнаруживали. А поросенка того мы съели, после сушеного припаса лично мне он показался пищей богов. И выкопанную свиньей аралию Семен обратно на место прикопал. Он проверил, корни у того несчастного кустика в основном уцелели, так что после тщательной поливки тот должен был вновь прижиться.
На вкусных, свежих мясных харчах и работа у нас как-то быстрее спориться начала. А еще я чуточку продвинулся в своих изысканиях по поводу возможностей самородки из-под воды поднимать. Решил, что если не получается разом пока все то количество «зубьев вил» поддерживать, то и не нужно. Четыре зуба то могу? Вот их и удлинил и чуть расширил, чтобы общая площадь захвата хоть сколько-то значимой оказалась.
И оба мы с Семеном правы оказались: он, когда говорил, что я таким методом в основном обычные гальки буду из ручья тягать, и я сам с убежденностью, что самородки таким образом добывать все же возможно. И мой первый замечательный самородочек среди темных булыжников достаточно хорошо заметен был!
А потом Сеня очень огорчил меня.
— Знаешь, Сашка, — сказал он в тот момент, когда мы в очередной раз песчинки золота из песка добыть старались, — Мы со Степой все же этой осенью уезжать собрались. Степаниде в город надо, чтобы дальше учиться. Мы уже и часть моего весеннего золота с помощью ее брата продали.
— Блин, Семен! Вот на черта так торопиться-то было с продажей золота?! — Воскликнул я, услышав от него последнее признание. — До осени деньги еще вполовину обесцениться могут, а золото лежало себе бы и лежало. — Вообще-то я гораздо сильнее огорчился отъезду друзей, а вовсе не инфляционным потерям в кошельке друга, но первым делом в голову почему-то пришли именно мысли про ожидающиеся в самое ближайшее время денежные реформы.
— Так наш золотой песок еще пойди, продай, — со своей колокольни вполне справедливо обосновал свои действия мой друг. — Это же не червонцы николаевские, которым любой продавец только рад будет безмерно.
— Слушай, Сема! — Вдруг осенила меня совершенно неожиданная идея. — А ты со своим заклинанием, способным изменять форму камня, не пробовал точно также металлы изменять? Ведь, по сути, все металлы именно камни и есть, только разделенные на отдельные компоненты и переплавленные. А самородное золото вон, даже никто и не разделял и не переплавлял. По ряду признаков, оно камень и есть.
— Как-то в голову не приходило…. А ведь может и получиться! Только… мне для экспериментов в качестве образца настоящая монета нужна.
— Всегда, пожалуйста. — Я, оставив на время свои занятия с телекинезом, уже протягивал Сене в этот момент золотой империал. У меня мой золотой запас всегда с собой, в Личном Кармане хранится. Если кто не знает, империалами в России до правления последнего царя называли золотые десятирублевики, а после денежной реформы Витте, первого николаевского министра финансов, когда золото стало вполовину дороже, точно также начали именовать николаевские пятнадцатирублевики, они по размеру и весу совпадали. Именно эту монету для первого эксперимента я выбрал по одной единственной причине: она крупнее, следовательно, надписи и прочие мелкие изображения на ней, которые Семену надо будет скопировать, тоже гораздо различимее будут.
Дальше мы поблизости друг от друга, каждый своим делом занялись: я принялся за малорезультативные попытки выудить из болота очередной самородок, а Семен за колдовство в чистом виде. Может оттого мои попытки и не удавались никак, что я нет-нет, да на действия друга глаза косил. Интересно же! А еще мое насквозь материалистическое сознание напрочь отказывались верить в картину того, как золотые песчинки сами собой слипались в массу побольше, после чего из этого кусочка золота начал формироваться золотой блинчик с узнаваемой физиономией последнего императора на одной из сторон.
Все же решив не отвлекаться, взялся за добычу самородков уже всерьез.
— Да ты, Семен, настоящий художник! — Воскликнул я, когда все-таки добыв вожделенный самородок, обернулся к нему, чтобы узнать, как там обстоят дела. Возле Семена даже не две, а уже четыре ничем не отличимых монеты лежало.
— Я не художник, — признался мой друг, — просто я копию двумя потоками снимал. Одним потоком изучал, где на образце выступы и впадины, а вторым в точности их повторить старался.
— И все равно, ты, друг, отстаешь от меня. — Не удержался, похвастался. — Ты вот и десяти золотников золота в монеты не переработал, а я раза в два или три больше уже из-под воды вынул. — И продемонстрировал очень даже неплохой самородочек грамм на сто весом. Это уже даже не жуковина какая-нибудь, как называли относительно мелкие самородки размером до половины фаланги мизинца, а вполне уже крупный экземпляр.