Читаем 100 магнитоальбомов советского рока полностью

Обезопасив грядущую сессию от деконструктивных настроений, Сучилин неожиданно призвал под студийные знамена "До мажора" саксофониста "Вежливого отказа" Володю Давыдова. Давыдов был отличным импровизатором, но при этом имел странную привычку динамить концерты. Приходилось выкручиваться. Так, на телевизионном "Музыкальном ринге" Рома Суслов во время одной из пауз во всеуслышание заявил: "А в этом месте должно было идти соло на саксофоне".

...Со стороны казалось, что неистовый Сучилин меняет шило на мыло и продюсер уступает в нем гитаристу и композитору. Но это была только видимость. Из верных соратников, с которыми два года репетировалась программа "Ноэмы", были оставлены лишь флейтист Александр Воронин и ветеран "До мажора" барабанщик Михаил Плотников, впоследствии известный по сотрудничеству с группой "Рада и Терновник".

Итак, обновленный "До мажор", окопавшись в зеленоградской студии Кости Брыксина ("Чистая любовь", "Инструкция по выживанию" и др.), втихаря работал над альбомом. Московские художники Дмитрий Врубель и Яна Шибалова профинансировали запись, и вдохновленный этим обстоятельством Сучилин буквально не вылезал из студии. Несколько месяцев он с высунутым языком носился от микрофона к микрофону, но конечный результат того стоил и был просто великолепен.

...Эту полуторачасовую запись, названную журналом "Контркультура" "альбомом 90-го года", просто необходимо иметь дома. Достать ее сложно, но можно. В рамках "Ноэмы" Сучилин и его команда продемонстрировали не только обилие свежих идей и их безупречную реализацию, но и уникальный диапазон "музыкально-экспериментальных пространств". Даже богатое воображение не сможет подсказать, сколько стилистических шарад и звуковых тайн вплетено в ткань этого двойного альбома. Запись представляет из себя абсолютно гурманский, изысканный коллаж ритмов, тембров и музыкальных приемов, усиленных множеством едва заметных оттенков. Открывают "Ноэму" мягкие нью-эйджевые клавиши а-ля Томас Долби, переходящие в стандартный ладовый джаз-рок, в процессе которого пропущенная через гиперперегруженный двойной фузз гитара Сучилина начинает фокусничать и судорожно метаться. "Я буквально держал себя за пальцы, чтобы не сыграть лишнего", - вспоминает Андрей.

Инструментальный рай нарушается в хард-роковом "Зарин-замане", инкрустированном вокалом Кати "Кэт" Ковалевой, которой помогает Николай Потулов из "Абрикосового приюта". Наполненный лошадиными дозами черного юмора текст об отравляющем газе стоит многого: "Зарин-заман отравляет все живое в радиусе трех часов езды на велосипеде / А велосипед среду не загрязняет абсолютно / И на нем уехать можно далеко, почти куда захочешь..." Необычно раскованная манера пения Ковалевой (в частности, в воздушной "Босса ноэме I") провоцировала коллег Сучилина на вопросы из серии: "Как ты заставил Галину Вишневскую петь ресторанный джаз?"

...Вторая сторона открывается композицией "Лукин" - посвящением уже полумифической фигуре авангардиста, безвинно попавшего в непальскую тюрьму. Спорящие сэмплированные голоса (нарезанные из интервью Лукина, забывшего в остроге все языки) на фоне скользящих звуков органа заставляют басовую линию, словно заблудившись, ходить вокруг мяукающих и протяжных звуков гитары. "Босса ноэма II" - псевдовосточный вокал с издевательски побрякивающей гитарой, к которой подстраивается ритм босса-новы и превращает все в легкий фарс. После арт-металлических "Шагов" следует "Марш (афганских ветеранов)" - угрожающе-монотонная музыка с восточным ароматом, построенная на макамных ладах и переходящая в длинную, записанную живьем гитарно-барабанную импровизацию.

Вообще обстановка жуткой спешки и засилия черного юмора, пронизывавшего большинство композиций, - вкупе с тем обстоятельством, что Сучилин расписывал партии всех инструментов буквально до мелочей и при этом использовал огромное количество всевозможных музыкальных цитат и ассоциаций, - создали странную и немного порочную атмосферу альбома. "Я уже тогда был пост-модернистом", - справедливо замечает Сучилин.

Изысканная архитектура "Ноэмы" использует такие опорные элементы, как амбиент, джаз-рок, приемы фриппертроники. Босса-нова переходит в афроколдовство с шизой легкого авангарда и повторяющимися ритмическими структурами, монотонности которых не постеснялись бы ни Ино, ни Цукей. Носящиеся в воздухе отголоски Japan и Yes переплелись с замаскированными цитатами из хита Зыкиной "Течет река Волга", а также из "Странных игр" ("Уренгой-Помары-Ужгород") и кинофильма "Долгая дорога в дюнах".

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары