Исследовать этот вопрос Каррион не собирался. Он хотел денег, чтобы поехать в Париж. В то время медицинский факультет университета раскололся на «обскурантов», засевших в администрации, и «свободомыслящих», которые со скандалом ушли из альма-матер и образовали Вольную академию медицины. Летом 1885 г. академия решила повысить свой престиж и учредила премию для того, кто докажет инфекционную природу перуанской бородавки. В присутствии членов академии 27 августа Карриону сделали прививку, втерев в четыре надреза на коже кровь из вскрытой бородавки 14-летней больной. 17 сентября Каррион почувствовал боль в левом голеностопном суставе. 22-го он понял, что все пошло не так: кожа побледнела, белки глаз стали желтыми, кровь в моче, головная боль невыносимая. Больной стремительно слабел, так что с 26 сентября дневник заболевания вели с его слов однокурсники. 28-го они записали комментарий: «Замечательна в самом деле скорость развития анемии». В ночь на 30-е Каррион догадался: «У меня лихорадка Ороя – та болезнь, от которой умер наш друг Ориуэла. Лучше не думать об этом, давайте выкурим сигару». Зажечь сигару без посторонней помощи он уже не мог.
Друзья пытались убедить Карриона, что он ошибается, но сами уже всё поняли. 4 октября по настоянию больного его перевезли во Французский госпиталь – единственное лечебное заведение в Лиме, где имелось оборудование для прямого переливания крови. Процедура экзотическая по тем временам, но Каррион был убежден, что это единственный путь к спасению. Теперь эта мысль кажется сомнительной. Даже не потому, что еще не знали о группах крови и резус-факторе. Бартонеллы заразили бы и свежие донорские эритроциты. Но все же Каррион умер не от инфекции.
Академики почувствовали, что дело плохо, и собрались на консилиум. Переливание отменили по инициативе самого яркого светила перуанской медицины – профессора Томаса Салазара. Он считался толковым и смелым специалистом. Еще за 27 лет до Карриона предполагал, что бородавка и лихорадка Ороя – это одна и та же патология. Когда Пастер и Кох стали открывать болезнетворные бактерии, Салазар тут же взял их открытия на вооружение. Рассуждал он так: есть возбудитель и есть антисептик фенол, которым Листер обеззараживает свою операционную. Так давайте введем фенол в кровь, и бактерии – возбудители инфекции погибнут, как в операционной Листера. Салазар решительно вколол фенол больному сибирской язвой, который выжил и выздоровел. Сообщение об этом облетело весь мир.
В то, что фенол может быть ядовит, а его инъекция смертельна, Салазар не верил. Это позднее в Освенциме доктор Менгеле будет «для науки» убивать подопытных людей фенолом. Таким уколом казнили и польского священника Максимилиана Кольбе, который вызвался пойти на смерть вместо другого узника. В 1982 г. католическая церковь причислила Кольбе к лику святых как мученика.
А Карриону суждено было стать мучеником науки. Салазар легко убедил остальных врачей испробовать фенол, поскольку его открытие по большому счету являлось единственным перуанским открытием в медицине. Собравшиеся, включая Карриона, были идейные националисты, участники недавно проигранной войны с Чили. Они охотно согласились с тем, что перуанскую болезнь – лихорадку Ороя – надо вылечить перуанским же средством, чтобы показать всем (в первую очередь заклятым врагам – чилийцам), на что способен перуанский врач-патриот.
Их не смутило, что фенол использовался для лечения одной-единственной болезни, причем совсем не той, с которой они сейчас имели дело. Более того, даже после тихой смерти Карриона его друзья пытались тем же способом лечить других больных лихорадкой Ороя. К счастью, без таких катастрофических последствий.
Со смертью героя эксперименты с его кровью не прекратились. Ее ввели двум кроликам, пытаясь вызвать у них лихорадку. Так был сделан первый опыт исследования этой болезни на животных. 51 год спустя именно воспроизводимыми опытами на животных японец Хидэё Ногути (1876–1928) доказал, что лихорадку Ороя и бородавки в самом деле вызывает одна бактерия и больные обезьяны могут заразить своих собратьев разными формами бартонеллеза. При экспериментах Ногути не пострадал ни один человек.
41
Корсаковский синдром
Сергей Корсаков
28 мая 1887 г. психиатр Сергей Корсаков получил степень доктора медицины за диссертацию об утрате памяти на недавние события. Такой парамнестический синдром, который теперь называется корсаковским, возникает при алкоголизме, атеросклерозе, острых инфекциях и под старость.
Диссертация понадобилась Корсакову не только ради имени в науке. Она помогла провести грандиозный социальный эксперимент: показать, что человеку можно доверять и он достоин полной свободы, даже если это умалишенный.