100 рассказов о стыковке

Мы похоронили Славу, нашего товарища и коллегу, и говорили последние слова. И никто не мог рассказать о жизни человека, даже так много собравшихся вместе близких ему людей, и никакие слова не смогли сравниться с жизнью и смертью ушедшего товарища. И все?таки надо было сказать о том, кем он был и что сделал, и что оставил после себя, потому что он был частью того, что осталось с нами. И надо было сказать о том, что его путь был непростым, и сам он был непростым человеком, потому что, на самом деле, нет простых людей, как бы ни внушали нам это, что мы были, есть и будем простые советские и постсоветские люди. И я не мог снова не вспомнить Э. Беликова, которому предложил взять Волошина заместителем, и какой действенный тандем они тогда составили. И, конечно, надо было вспомнить о его талантах руководителя и товарища, и о том, как жизнь сломала этот хороший дуэт, разорвала и разбросала его, а теперь смерть забрала одного из них навсегда. О чем я не сказал тогда, так это о том, почему не назначил Волошина начальником отдела после бегства Беликова. Я почему?то не стал также вспоминать о том, что за два месяца до смерти он все?таки съездил в Америку, в КЦК, первый и последний раз. Там он принял участие в подготовке МСБ к полету, а теперь до старта оставалось только два месяца. И этого действительно можно было не вспоминать.

Мы стояли с седыми непокрытыми головами, почти все — трудящиеся Страны Советов, а рядом новые русские, приехавшие на иномарках, хоронили их убиенного мафиози.

Только после второго полета Спейс Шаттла, уже в ноябре, заговорили о наградах за успешное завершение, вернее — за начало большого международного космического проекта. За прошедшие 20 лет я стал философски относиться к наградам и почти смирился с тем, что та Ленинская премия действительно осталась со мной «на всю оставшуюся жизнь». Мне, пожалуй, даже не хотелось, чтобы та уникальность оказалась нарушенной. Тем не менее оставаться совершенно безразличным к тому, что происходило вокруг нашего проекта, было невозможно, это стало бы противоестественным нашей человеческой природе. Кстати, больше волновалась за меня Т. Драгныш, сотрудничавшая в то время с разными газетами и журналами и писавшая много о космонавтах и о нас, технарях, вставая на защиту «униженных и оскорбленных». Она опубликовала много газетного материала в защиту экипажа ЭО-19 В. Дежурова и Г. Стрекалова, которых после полета оштрафовали на десять тысяч долларов каждого. Ведь космонавты выполнили очень сложную программу, завершив ее успешной стыковкой. Надо ли было придираться к их мелким ошибкам? Нет, нам этого, наверное, никогда не понять. В конце концов, Стрекалову штраф простили, только ему одному, но обида и горечь осталась, особенно у ветерана, для которого этот полет стал последним, перед уходом на «космическую» пенсию.

За меня Драгныш вступилась тоже не на шутку, публично задав руководству вопрос прямо в лоб на пресс–конференции в ЦУПе после стыковки «Союза ТМ». Меня в Голубом зале в тот момент не оказалось, я задержался на большом балконе, но мне тут же об этом рассказали, а позднее из магнитофонной записи я узнал обо всем в деталях.

Прошло еще 3 месяца, пока разнарядка о знаках и других наградах, наконец, докатилась до РКК «Энергия». Кого чем награждать, решал, конечно, коллектив, под руководством президента. Кто?то вспомнил, что звание заслуженного деятеля науки и техники было в Советском Союзе очень почетным, и меня, вместе с В. Легостаевым, В. Бранцом и Б. Соколовым, включили в список кандидатов. Когда весь список сформировали окончательно, позвонил Семёнов, это был очень редкий звонок, последний после 7 января 1993 года, когда, поздравляя меня с 60–летием, генеральный сказал, чтоб я не очень?то зазнавался. Наверное, поэтому я так хорошо их запомнил. На этот раз я оказался избавленным от нравоучений, так как находился в цехе, запал прошел, а второй раз звонить, видимо не захотелось. Чтобы соблюсти демократию, собрали НТС корпорации, на котором научно–техническая общественность одобряла награды. Списки были такими длинными, что, казалось, никто не забыт и ничто не забыто, в том числе, каждой сестре — по серьге, всем, кто активно участвовал в подготовке и пуске «Союзов» и Шаттлов. Кандидатов на это звание полагалось одобрить тайным голосованием, и я, как член совета, тоже голосовал. Когда объявили результаты голосования, выяснилось, что все кандидатуры прошли единогласно, только один человек проголосовал против Сыромятникова. Сидевший рядом Г. Дегтяренко сказал, что всегда кто?нибудь один такой найдется.

Мне было приятно, что все всё узнали: я голосовал за всех, может быть, только против себя самого.