Как рассказал мне В. Кнор, которому не раз приходилось наблюдать Главного в нестандартных ситуациях, на его глазах Королев буквально «размазал» человека неистовыми словами и жестами. Когда тот скрылся за дверью, Королев мгновенно умерил свой пыл и спокойно обратился к оставшимся в кабинете: «Ну, как я его, — запомнит надолго». Однако королёвские высшие угрозы, приговоры — в Подлипках — «уволю», а на полигоне — «отправлю домой пешком по шпалам» — практически никогда не приводились в исполнение. И уж, конечно, наш Главный не был ни злым, ни мстительным человеком, наоборот, он высоко ценил всех, кто служил делу, и часто помогал и выручал своих подчиненных и независимых от него людей.
Всего этого Мишин не умел, этому научиться было очень трудно. Тем не менее все, что объективно говорило «за», выглядело сильнее субъективного «против». Многие считали, что на таком ответственном посту человек посмотрит на себя критически, перестроится и найдет силы преодолеть свои недостатки. Это стало основным мотивом письма в поддержку Мишина, которое направили наверх заместители Королева. Пойти против коллективной воли не решились, письмо стало последней каплей, склонившей чашу колебавшихся весов.
В марте решение о назначении Мишина главным конструктором состоялось. Вскоре ОКБ-1 переименовали в ЦКБ экспериментального машиностроения (ЦКБЭМ). Под этим «флагом» и под руководством нового Главного нам предстояло работать восемь с небольшим лет. К сожалению, отрицательные качества, вызывавшие сомнения при назначении, проявились сильнее, чем надеялись его замы: восемь лет спустя они сами, почти в том же составе, написали новое письмо, которое еще раз перетянуло чашу весов на другую сторону. Это случилось в еще далеком тогда 1974 году, а в начале 1966–го «впереди была еще целая война».
Задачу Мишина на посту руководителя осложнили ряд объективных и субъективных обстоятельств, прежде всего — отсутствие отлаженной системы, которая в идеале должна работать без начальника. Королёвская система руководства была далека от идеала, она складывалась стихийно и могла быть эффективной только при его объединяющем начале, при его постоянных корректирующих действиях, в которых было много импровизации. Далее, к приходу Мишина состояние дел по основным проектам и связанная с ними кооперация находились в процессе становления. В таких условиях, как никогда, была нужда в авторитетном, иногда жестком, иногда гибком, но всегда мудром главнокомандующем.
При неудачах, при авариях Королев обычно разносил виновных в пух и прах, но перед высшим руководством он чаще всего занимал позицию настоящего Главного, который не только объединял усилия своих подчиненных и смежников, номинально несших равную с ним ответственность, но и нередко заслонял их своей широкой спиной. «Я — Главный конструктор, и я несу ответственность за общее дело» — таков был его лозунг со всеми вытекающими отсюда последствиями. К сожалению, Мишин не унаследовал этот девиз. Можно сказать больше: переняв взрывной, разносный стиль воздействия на своих и чужих, он нередко вносил раздор в ряды собственных армий, когда та или иная из них попадала, образно говоря, в окружение или терпела поражение. Такое случалось при авариях корабля «Союз», и особенно ракеты–носителя Н1. Этот носитель оказался не по зубам новому главному и стал для него роковым. Четыре рядовых аварии ракеты в полете привели к общей катастрофе.
Руководящие указания и действия нового Главного вскоре стали вызывать неодобрения его подчиненных и даже противодействия у нас в КБ, как правило, скрытые. Столкнувшись с сопротивлением, Мишин стал создавать параллельные структуры, в первую очередь среди идеологов нашей техники — проектантов. Так появились надпроектные подразделения В. К. Безвербого — одного из ведущих баллистиков ОКБ-1. Умный, энергичный, честолюбивый, но безо всякого конструкторского опыта, он вступил в конкурентную борьбу с профессионалами. Как мне поведал В. Н. Дудников, блестящий проектант «Молнии», сначала они писали развернутые замечания по поводу проектов людей Безвербого, те их получали и учитывали в следующей версии проекта. Тогда, по словам Дудникова, они резко изменили тактику, перейдя к полному игнорированию этих документов.
В целом ничего принципиально нового, реализованного на практике, в эти годы создано не было. На бумаге разрабатывали проекты высадки двух человек на Луну и полета на Марс. К концу 60–х подразделения нашего КБ подготовили 101 том марсианского проекта в очередном раунде конкурентной борьбы с концерном Челомея, который выпустил только 100 томов. Наш отдел сконструировал систему стыковки двух многотонных крупногабаритных ракетных блоков, которые должны были собираться на околоземной орбите. В то же время раскол в нашем КБ и за его пределами был уже налицо.