Исторически оправданная версия, которую охотно поддерживала и советская литература, описывает события примерно так. После самоубийства — или имитации самоубийства — Адольфа Гитлера и его жены Евы Браун, толком не успевшей побыть фрау Гитлер, власть в бункере под рейхсканцелярией полностью взял в свои руки Мартин Борман. Он немедленно принял решение прорываться через линии наступающих солдат Красной армии.
Уцелевший Вилли Мюллер — личный портной Адольфа Гитлера, который находился в тот момент в бункере, — вспомнил, что в период с 21.00 до 23.00 1 мая 1945 года все, кто решился следовать плану Бормана, покинули фюрербункер. Среди покинувших бункер был и сам рейхсляйтер. Картину дальнейших событий можно восстановить лишь с помощью метода исторической реконструкции.
Скорее всего, из бункера фюрера беглецы вышли ночью, в темноте и без каких-либо приключений сумели спокойно добраться до станции метро. Там они спустились вниз и при свете фонарей прошли по тоннелю до станции Фридрихштрассе. До сих пор все шло по плану, но, поднявшись на поверхность, Борман и его спутники наверняка сильно приуныли — переправиться через Шпрее оказалось практически невозможно из-за отсутствия лодки. Они не могли соорудить даже плот! К тому же на другом берегу реки уже ждали боевые порядки наступающих советских частей. Для переправы через реку оставалась только одна возможность — тихо пробраться или пробиться по мосту Вейдендамер.
Естественно, прорываться сквозь боевые порядки регулярных фронтовых частей Красной армии с легким стрелковым оружием было бы настоящим безумием, если не самоубийством. Но тут судьба преподнесла беглецам неожиданный и щедрый, поистине королевский подарок — в нужном им направлении прорывалась немецкая танковая группа, численностью не менее двадцати боевых машин. Этот факт документально отражен даже в мемуарах Маршала Советского Союза Г. К. Жукова: прорыв проходил поздно вечером 1 мая на участке 52-й гвардейской стрелковой дивизии.
Советское командование опасалось, что танки могут вывезти из осажденного города кого-то из немецкого руководства. Поэтому был отдан приказ срочно перекрыть все пути на запад и северо-запад. Когда беглецы бросились на мост Вейдендамер догонять танки, им сразу пришлось отступить под пулями советских солдат. Ведущий танк подбили, и ситуация резко изменилась. «Подарок судьбы» обернулся новыми неприятностями.
Скорее всего, попав под обстрел, группа разделилась — Аксман и еще несколько человек с ним отправились по железнодорожному пути в западном направлении, к вокзалу Лерте. Борман и Штумпфеггер отважились идти по Инвалиденштрассе на восток.
Инвалиденштрассе возле вокзала Лерте вела к железнодорожному мосту Инвалиденбрюкк — якобы именно там Аксман почти сразу наткнулся на трупы Мартина Бормана и Штумпфеггера. Эти показания бывший шеф гитлерюгенда дал следствию в 1947 году во время допроса представителями спецслужб союзников.
Спецслужбы организовали проверку, которая показала, что спустя некоторое время — примерно три-четыре дня — мертвые тела наконец обнаружили и убрали с путей служащие железной дороги. Считается, что их похоронили недалеко от моста, под высоким старым тополем. В карманах шинели Штумпфеггера были письма и военный билет на его имя. Начальник вокзальной почты узнал адрес жены эсэсовца и сообщил ей место захоронения ее мужа.
Однако совершенно справедливо замечено: в карманах шинели обнаружили письма и военный билет на имя Штумпфеггера, и это еще не означает, что убитый на самом деле был тем самым эсэсовским врачом Штумпфеггером. На теле второго беглеца, которого предположительно посчитали Мартином Борманом, вообще не оказалось никаких документов, по которым можно было бы установить личность погибшего.
Прошло двадцать лет, и на месте захоронения эсэсовца и Бормана власти и союзные спецслужбы обыскали весь участок, однако никакого захоронения, останков — костей, одежды — не нашли. Не было там и старого тополя или хотя бы каких-то следов, указывавших на то, что на том месте когда-либо росло дерево. Возможно, отправленное супруге эсэсовца письмо — еще одно ловко продуманное звено в длинной цепочке старательно созданных ложных следов.
Прошло еще семь лет, и двое рабочих, трудившихся на прокладке в этом районе траншеи для городских коммуникаций, 8 декабря 1972 года обнаружили два скелета. Франкфуртский прокурор Рихтер, занимавшийся делом Бормана, распорядился, чтобы скелеты передали на экспертизу. По росту они практически соответствовали данным эсэсовца — 190 см, и Мартина Бормана — 170 см. Рентгенографическое исследование обнаружило следы прижизненных переломов: у Штумпфеггера на левом предплечье, а у Бормана на правой ключице — он получил этот перелом при падении с лошади в 1941 году. О переломе эсэсмана существовала запись при его жизни в медицинской карте.
Идентификация челюстей эсэсовского врача не вызвала никаких сомнений, что скелет принадлежит Штумпфеггеру, а вот схема челюстей Мартина Бормана отсутствовала.