Восстановление того, что в Англии сочли бы живописными руинами и законсервировали в существующем виде, архитектор Анри Денё (1874–1969) избрал делом всей жизни. Он приехал в город в 1918 году, поселился в квартире по соседству и начал работы по полной реставрации. Деньги выделяли американские Рокфеллеры, а работали немецкие военнопленные. Помощники собрали все осколки стекла и камня, какие только смогли найти, и соединили их. Денё пошел лишь на одну уступку современности: перестроил крышу, используя железобетон вместо недоступного ему дерева.
Стоило только Денё завершить реставрацию в 1938 году, как началась Вторая мировая война и собор снова начали обстреливать. На этот раз повреждения были не такими серьезными, и в 1962 году вновь восстановленный фасад стал декорациями для примирения французского генерала де Голля и германского федерального канцлера Конрада Аденауэра. Сегодня, когда работу Денё покрыла патина времени, уже трудно определить, где заканчивается XIII век и начинается век XX. Реймс остается средневековым шедевром.
Собор называют французским Парфеноном. Здесь с XII по XIX век короновались монархи Франции. В начале XIII века местный архиепископ очень хотел, чтобы его храм стал похож на те восемь соборов, что реконструировались тогда в Париже и окрестностях. Пожар 1210 года дал ему такую возможность: ходили слухи, что поджог устроил он сам. Новый собор подхватил эстафетную палочку высокой готики у парижского Нотр-Дама и собора в Шартре, хотя строительство собора в Реймсе было закончено только в XV веке.
Реймс: гобелен в камне
Западный фасад, который подвергся самой серьезной реставрации, разделен на традиционные три яруса с доминирующими порталами. По бокам от них находятся копии скульптур (часть оригиналов хранится в музее собора), в том числе прекрасная Мадонна с младенцем, разделяющая центральные двери. Роден назвал ее «настоящей француженкой… прекраснейшим цветком нашего сада» (
Щипец второго яруса в свою очередь вторгается в третий: его пинакли заходят на королевскую галерею. Эта галерея создавалась в честь королевского статуса собора и не имеет себе равных среди французских соборов. Она тянется вдоль всего здания и даже через контрфорсы апсиды. Две башни Реймсского собора были достроены только в XV веке в пышном пламенеющем стиле: их стрельчатые арки щедро украшены цветами, листьями и пинаклями.
В остальном собор полностью подчиняется воле аркбутанов. Каждый щипец контрфорса увенчан статуей — всего их, как считается, 2000, в том числе 211 гигантов больше трех метров в высоту. Ангелы словно взмахивают крыльями и взлетают с постаментов, апсида — бестиарий странных животных. Многие, если не большинство этих скульптур, — современные копии, и это понятно (и с этим ничего не поделать).
Интерьеры Реймса непривычно аскетичны. Раннеготические пилоны задают ритм всему нефу 1220 года, поднимаясь к богатым лиственным капителям. Колонны, словно собравшиеся в группки, подчеркивают травеи. Окна темных приделов покрыты геометрическим каменным ажуром. Такое пространственное решение сильно зависит от игры света, так что матовые стекла, которыми витражи заменили в Реймсе, не украшают серый камень. Немного средневекового цветного стекла сохранилось в апсиде. И есть одно трогательное современное добавление: речь о трех витражах Марка Шагала в амбулатории, которые созданы в 1974 году.
Дева Мария с младенцем: качающаяся Мадонна
Помню, в детстве мне читали стихотворение викторианского поэта Ричарда Гарри Бархэма «Реймская галка», которое высмеивает средневековых церковников. Эти строки эхом звучат в темных нишах великолепного Реймсского собора, который я считаю работой Денё, а не только его средневековых предшественников. Тот факт, что готическая красота отлично поддается реставрации, только усиливает наше восхищение старыми мастерами.
Руан
✣✣✣
Западный фасад Руанского собора во все времена завораживал художников, начиная с Тернера и Рёскина и кончая американцем Роем Лихтенштейном. Но самым увлеченным оказался Клод Моне. В 1892 году он снял студию, окна которой выходили на этот храм, и старался запечатлеть его в любую погоду во все времена года. Эта работа оказалась выматывающей, и художника преследовали кошмары, в которых камень становился розовым, голубым и желтым. «Каждый день, — говорил он, — я обнаруживаю нечто такое, чего не видел накануне… Я пытаюсь добиться невозможного». В итоге он написал собор в тридцати вариантах, двадцать были отобраны для выставки. Серию пытались сохранить, но отдельные экземпляры разошлись по галереям всего мира.