100 великих архитекторов

Во Франции Рен встречался с Ардуэн-Мансаром и с Бернини, приезжавшим в Париж по приглашению короля, и на примере первых парижских площадей и ансамблей, а также строительства Лувра мог оценить огромное общественное значение и широкие возможности зодчества. Мы читаем в его позднейших заметках: «Архитектура имеет свое политическое назначение; общественные здания являются украшением страны; она утверждает нацию, привлекает народ и торговлю; заставляет народ любить родную страну, каковая страсть – источник всех великих деяний в государстве…» Парижские впечатления, несомненно, сказались на всем архитектурном творчестве Рена, которое радикально отличается от архитектуры первой половины века широтой и разнообразием замыслов, свободой в обращении с языком зодчества античности и Возрождения, а главное, градостроительным подходом. В одном из писем Рен называл Париж «школой архитектуры, сегодня, может быть, наилучшей в Европе».

Пожар, уничтоживший чуть ли не половину Лондона, был едва лишь приостановлен, когда Рен представил королю свой план перестройки центральной части столицы. Предложение Рена не было осуществлено, но он сразу же был включен в Комиссию по восстановлению города Лондона, составленную из представителей королевских и городских властей. Генеральный план, так быстро разработанный Реном, по рисунку отдаленно напоминающий планировку версальских садов Ленотра, по сути дела, гораздо ближе к планировке Рима, начатой папой Сикстом V в конце XVI века, но почти, наверное, неизвестной Рену даже по изображениям.

Мы видим такие же прямые, рассчитанные на далекие перспективы улицы, лучеобразно сходящиеся к парадным репрезентативным площадям и общественным зданиям, отмечающим важнейшие узлы города, который трактуется как единая пространственная композиция.

Рен активно участвовал в составлении ряда указов комиссии, предписывавших строительство только из кирпича, регламентировавших высоту построек, толщину стен и прочее, а также изыскивавших средства для восстановления города и его важнейших зданий путем введения специальных налогов. Одних только церквей, уничтоженных пожаром, насчитывалось восемьдесят пять, и, хотя многие приходы были комиссией объединены, Рену все же пришлось спроектировать более пятидесяти новых, из которых по крайней мере тридцать пять возводились под его непосредственным наблюдением. Архитектура этих церквей – плод удивительного сочетания творческой фантазии, изобретательности и пытливости научно тренированного ума, склонного к упорядочению рабочего материала, почти что каталогизации разнообразных композиционных возможностей и опробованию их в натуре.

Церкви Рена представляют собою совершенно новую главу в истории английской архитектуры. Они знаменуют расцвет английского классицизма в органическом сочетании с такими традиционными национальными особенностями зодчества, как противопоставление вздымающихся вертикалей низким объемам и трезвый практицизм планировки.

Рен с исключительной ясностью осознал требования протестантского культа, рассматривающего церковь, прежде всего, как аудиторию для проповедника, а не место для сценически эффектной католической литургии, и четко сформулировал эти требования в специальной записке.

Небольшие, необычайно разнообразные по плану, эти церкви искусно вкомпонованы мастером в неправильные и затесненные участки. Характерные для классицизма фасады сочетаются в них с целостностью пространства интерьера. В этом отношении особенно характерна церковь Сен-Стивен Уолбрук (1672—1687), с ее просторным и плоским куполом, объединяющим все пространство. Часто в главное пространство широко раскрываются хоры галереи для прихожан (Сен-Брайд на Флит-стрит, 1670—1684 годы). При несомненном сходстве с протестантскими церквами Северной Европы интерьеры церквей Рена отличаются от последних большей парадностью и утонченностью отделки.

Знаменитые колокольни Рена, частью разрушенные во время Второй мировой войны, поистине поражают разнообразием композиции и в то же время неизменно отличаются свойственным лишь им одним сложным и легким, учащающимся кверху ритмом. В них, с одной стороны, проявился тот глубокий отпечаток, который наложила готика на национальный характер английского зодчества, а с другой – своеобразная разработка «темы с вариациями» (каждая из которых имеет и вполне самостоятельное значение) – разработка, до того встречавшаяся только в ряде палладианских вилл и дворцов. Можно полагать, что если бы реновский генеральный план Лондона был осуществлен, то шпили этих изящных колоколен, просматриваемые сквозь спрямленные улицы, сыграли бы в английской столице едва ли не большую роль, чем обелиски в барочном Риме, создав не только ориентиры для движения вперед, но и обратные зрительные связи, объединяя, таким образом, отдельные архитектурные мизансцены в целостный градостроительный организм.