В 1972 году участница Великой Отечественной войны, москвичка Евдокия Малахова рассказывала об артиллеристе Павле Сорокине. Этот тогда двадцатилетний лейтенант видел полёт как своих, так и вражеских снарядов. Но только ночью. Днём, как выразилась фронтовичка, в его зрении что-то не срабатывало.
Великий полководец А. В. Суворов простил растрату интенданту Ивану Муровцеву только за то, что тот различал движение выстреливаемых пуль: их находили там, куда он указывал. Президенту США Джону Ф. Кеннеди демонстрировали невероятные способности морского пехотинца М. Кветковски, которому (хоть и не всегда) удавалось менять траекторию снаряда, выпущенного из гаубицы. Тот же Кветковски мог отклонять траектории пуль, выпущенных из пистолета да так, что они поражали отнюдь не основную мишень, а контрольную, отнесённую на десять метров в сторону.
— Я воспринимаю пулю, как назойливую муху, которую отгоняю взглядом, — признавался морской пехотинец, — и для меня всё это просто.
Однако жизнь показывает, что всё не так просто. Например, Заикин говорил:
— Как только я потерял здоровье, исчез и таинственный дар.
Якобсон тоже отказался от приносящей изрядные доходы карьеры человека-пулеуловителя, как только у него обнаружили злокачественную опухоль мозга. Морской пехотинец М. Кветковски умер от аналогичной болезни.
Евдокия Малахова говорила об испепеляющем, поистине дьявольском взгляде лейтенанта Сорокина, ставшего через много лет после войны жертвой загадочной болезни. У Заикина же был взгляд добрейшего человека. Стало быть, раз на раз не приходится. Не стоит сомневаться, пожалуй, только в том, что многие знания — это многие печали… Но что мы знаем об этом феномене? Представьте, не так уж мало.
Познакомимся с утверждением российского учёного Н. Д. Львова: «Глаза — это выросты мозга». Мозг, что тоже доказано, — источник энергии, преобразующейся в силу. Сила, в свою очередь, не может быть пассивной, а должна использоваться в нашем случае для воздействия на смертельно опасные предметы — пули, гири, артиллерийские снаряды. Однако возможно ли это? По мнению парапсихологов, разделяющих взгляды знаменитого физика Вернера Гейзенберга, вполне возможно. Ведь принцип неопределённости, сформулированный им, пробил огромную брешь в казалось бы незыблемой парадигме Ньютона, действующей только в жёстких рамках материальных закономерностей. Гейзенберг не боялся отбросить замшелые догматы:
— Массовое поведение (как в толпе людской, так и в атомах) может быть предсказано нашим мозгом, который, меняя восприятие реальности, кардинально изменяет её. Энергия, передаваясь прерывисто, обретает такую мощь, что физический мир может обрести любую форму, желаемую человеком, правда, человеком далеко не всяким, только могущим мгновенно взаимодействовать с глобальным информационным полем Земли, и находить искомое в его лабиринтах, созданных для избранных.
Леона Дар: отвага, граничащая с безумием
Полёты на воздушных шарах всегда вызывали большой интерес, а уж те, что совершала американка Леона Дар, и подавно. Конкурентов она не знала. Отважная воздушная гимнастка поднималась в небо, уцепившись зубами за каучуковый зажим. С шаром её связывал лишь тонкий металлический трос, прикреплённый к трапеции под корзиной. Высоко над землёй гимнастка бралась за трапецию и проделывала на ней головокружительные трюки. В Россию Леона Дар приехала впервые летом 1887 года. Свои полёты в Москве она совершала из знаменитого сада «Эрмитаж». Московская газета «Новости дня» называла их «демонстрацией замечательной ловкости», «поразительным по искусству и красоте зрелищем». Через несколько выступлений аэронавтка покинула Россию, но спустя два года приехала опять.
В то лето в Белокаменной выступал соотечественник американской гимнастки, воздухоплаватель-парашютист Шарль Леру. Однако даже его громкое имя и рискованные прыжки не ослабили впечатления от воздушного номера бесстрашной гимнастки. Гастроли Леоны опять начались в саду «Эрмитаж». Поднималась она не одна. Её сопровождал аэронавт Эдуард Спельтерини, а иногда и кто-нибудь из зрителей, пожелавший испытать свою храбрость (разумеется, не бесплатно).