100 великих гениев

Может показаться, что это – удел избранных. Не думаю, и вот почему. Принято считать, будто Скрябин творчеством своим проник в космические сферы. Однако прислушаемся к проницательным словам Вячеслава Иванова: Александр Николаевич Скрябин – «русский национальный композитор, представивший просторолюбивую стихию родной музыки в ее новом виде динамического перестроения и претворения в образы космической беспредельности, – аполитический художник в жизни, мирный анархист по своим безотчетным влечениям и по вражде к принудительному порядку, суду и насилию; демократ не только по целостной и чистосердечной проникнутости чувством всеобщего братства и трудового товарищества, но и по «глубочайшему и постоянному алканию соборности; аристократ по изяществу природы и привычек… истый всечеловек, каким является, по Достоевскому, прямой русский, – и вместе пламенный патриот, по живому чувствованию своих духовных корней, по органической любви к складу и преданию русской жизни, по вере в наше национальное предназначение, наконец, по своему глубочайшему самосознанию, – самосознанию одного из творцов русской идеи…».

Здесь – ссылка на загадочную «русскую идею», которую поныне ищут мудрецы. А ее, быть может, и нет вовсе в облике некой формулы-идеи. Она присутствует в музыке великих русских композиторов, в картинах великих русских художников, в произведениях великих русских поэтов, писателей, мыслителей. Она существует – невысказано – в душах всех, для кого русская культура является родной, вне зависимости о их национальности.

Глубокая связь творчества Скрябина и русских революций 1905 и 1917 годов подмечена Ивановым верно. Ведь после страшной Гражданской войны, голода и разрухи Россия в считанные годы возродилась невероятно быстро, как никогда не бывало в истории, превратилась в могучую сверхдержаву. Она победила полчища, нагрянувшие с Запада (Вагнер – Гитлер – Германский Рейх против Скрябина – Сталина – СССР), а в космос вознесся первым русский человек. Не таково ли было воплощение русской идеи? И не осуществилось ли ее воплощение в конце XX столетия? И не заглушают ли окончательно скрежет, грохот, железные ритмы и электронные дурманы те мелодии высших сфер, которые улавливали чутким слухом творцы гармонии, одним из которых был Скрябин?

Пикассо (1881–1973)

Испанец по национальности, он стал признанным художником во Франции. По этой причине его подлинное имя Руис-и-Пикассо (с ударением на «а») изменилось на Пабло Пикассо (ударение на «о»). Долгая жизнь, огромная работоспособность и неутолимая жажда новизны сделали его одним из наиболее плодовитых, оригинальных по стилевому разнообразию и знаменитых художников XX века.

Родился он в Малаге (Испания) в семье живописца и с детства стал помогать отцу в работе. Как писал искусствовед М. Алпатов, «ему самой природой дарована способность, как абсолютный слух музыканту, все увиденное и задуманное выражать при помощи штрихов на бумаге, и эту свою способность он развил многолетними упражнениями до степени высочайшего артистизма. Каждый лист бумаги, вышедший из рук Пикассо, заключает итог его большого творческого опыта. Самый беглый его набросок несет на себе отпечаток его высокого мастерства».

Однако, прежде чем стать мастером, Пикассо учился живописи сначала в Барселоне, затем в Мадридской академии художеств. Успех пришел к нему не сразу. Он бедствовал, но не унывал, ища новые выразительные средства живописи, экспериментируя. В 1904 году он переехал в Париж. Уже тогда некоторые любители живописи «открыли» Пикассо; были среди них русские, и поэтому многие его картины того периода оказались в нашей стране (вспомним хотя бы «Девочку на шаре», работу 1905 года).

Скандальную славу принесла ему картина «Авиньонские девушки» – с деформированными, нарочито угловатыми фигурами, с лицами, подобными африканским маскам. Расчленение реальных форм и пропорций, переход к геометрическим силуэтам ознаменовали переход к принципиально новому направлению – кубизму. Открытие это Пикассо сделал вместе с французским художником Жоржем Браком. В одних случаях изображение сводится к системе крупных плоскостей и упрощенных линий, в других – дробится на мелкие плоскости, словно отражение в разбитом на кусочки зеркале.

Николай Бердяев, впервые увидя произведения Пикассо этого периода в 1914 году, испытал чувство ужаса: «Холодно, сумрачно, жутко. Пропала радость воплощенной, кристаллизованной, солнечной жизни… Совершается как бы таинственное распластование космоса. Пикассо – гениальный выразитель разложения… Он, как ясновидящий, смотрит через все покровы, одежды, напластования, и там, в глубине материального мира, видит свои складные чудовища. Это – демонические гримасы скованных духов природы… В живописи совершается что-то, казалось бы, противоположное самой природе пластических искусств…