Далее капитан сообщает, что во время продвижения Армады на север он был вызван на борт «Лабии» – вице-флагмана Левантийской эскадры, обвинен ее командующим Мартином де Бертендоной в неисполнении приказов и приговорен к смерти. Затем он пишет (пер. с англ. –
Я, как уже сказал, был на борту одного из левантийских кораблей, и еще двое больших плыли рядом с нами, чтобы в случае необходимости оказать помощь. На борту одного из них был квартирмейстер дон Диего, горбун; будучи не в силах из-за сильного встречного ветра обогнуть мыс Клиар в Ирландии, он был вынужден направиться к земле с этими тремя кораблями, которые, как я сказал, были очень большими, и мы встали на якорь примерно в полулиге от берега, и там мы оставались 4 дня без провизии и каких-либо возможностей достать таковую. На пятый день на нашем траверзе (направлении, перпендикулярном диаметральной плоскости корабля; быть на траверзе – значит находиться к кораблю под прямым углом в 90 градусов. –
Дон Диего Энрикес встретил свою смерть наиболее презренным способом из всех возможных: в страхе из-за могучего моря, разбивающего корабли, он, сын графа Виллафранка и два других португальских дворянина, забрав с собой драгоценностей и монет на сумму более чем в 16 000 дукатов, заняли шлюпку с крытой палубой и спустили ее, приказав прочим закрыть за ними спусковой люк и законопатить его. Однако порядка 70 остававшихся в живых на корабле бросились на эту лодку, надеясь добраться на ней до суши, и большая волна накрыла и потопила ее, сметя всех [людей]. Потом она еще долго болталась взад-вперед по морю, пока ее не выбросило на сушу вверх килем, отчего люди, скрывавшиеся под палубой, и приняли смерть. Полтора дня спустя ее обнаружили и вытащили местные дикари; перевернули ее, чтобы вытащить гвозди и прочие металлические изделия, прорубили люк и извлекли трупы. Дон Диего испустил дух у них на руках, они раздели его, взяли все драгоценности и деньги, что были [у погибших], и бросили тела на землю непогребенными.
Поскольку происходившее было необычайным и истинным, я хочу рассказать вам обо всем так, чтоб вы знали, как погибли эти люди; но справедливо описать и мое собственное спасение и как я достиг земли; я забрался на самый верх кормы моего корабля и, вручив мою душу Богу и Богоматери, смотрел, какие великие и ужасные сцены разворачивались перед моими глазами. Многие утонули внутри кораблей; другие бросались в море и шли на дно, не показываясь более; иные цеплялись за плоты, бочки и плававшие обломки древесины; прочие громко кричали со своих кораблей, умоляя Бога помочь им; капитаны бросали свои [золотые] цепи и деньги в море; иных волны смывали не только с кораблей, но даже [вымывали] изнутри судов. Я смотрел до отвращения на это торжество [смерти] и не знал, что делать и как попытаться спастись, ибо я не умею плавать, да и ветер на море был очень велик. Более того, побережье и пляж были преисполнены врагами, танцующими и прыгающими от восхищения при виде наших горестей, и кто бы из наших ни ступил на берег, 200 дикарей и прочих врагов окружали его, обнажали, грубо обращались и серьезно ранили. Все это ясно видели с терпящих крушение кораблей, и опасность с одной стороны казалась мне не меньшей, чем с другой.