Был час ночи 17 июля 1918 года. В ночной мгле за решеткой окна трещал мотор грузовика, пригнанного для перевозки трупов.
Как считает американский историк Ричард Пайпс, именно с убийства царской семьи в России начался красный террор, жертвами которого стали люди, казненные не потому, что они совершили преступление, а потому, что, как выразился Троцкий, «их смерть была необходима». Р. Пайпс отмечает, что казнь в Екатеринбурге означала для всего человечества вступление в качественно новую моральную эпоху – когда правительство присваивает себе право убивать людей, исходя не из конкретных законов, а из собственного понятия целесообразности, что фактически приводит к отрицанию всей системы гуманных ценностей, созданных цивилизацией.
ЖЕРТВЫ КРАСНОГО ТЕРРОРА
Принято считать, что красный террор явился ответом на террор белый, то есть на террористические вылазки буржуазных элементов против коммунистов. Но на самом деле красный террор начался с момента захвата власти большевиками.
Начав свою правительственную деятельность в демагогических целях с отмены смертной казни, большевики немедленно ее восстановили. Уже 8 января 1918 года в объявлении Совета народных комиссаров говорилось о «создании батальонов для рытья окопов из состава буржуазного класса мужчин и женщин, под надзором красногвардейцев. Сопротивляющихся – расстреливать». И дальше: контрреволюционных агитаторов «расстреливать на месте преступления».
Другими словами, восстанавливалась смертная казнь на месте, без суда и разбирательства. Через месяц появилось объявление знаменитой впоследствии Всероссийской чрезвычайной комиссии: «...контрреволюционные агитаторы... все бегущие на Дон для поступления в контрреволюционные войска... будут беспощадно расстреливаться отрядом комиссии на месте преступления».
Угрозы стали сыпаться, как из рога изобилия: «мешочники расстреливаются на месте» (в случае сопротивления), расклеивающие прокламации «немедленно расстреливаются» и т.п. Однажды Совет народных комиссаров разослал по железным дорогам экстренную депешу о каком-то специальной поезде, следовавшем из Ставки в Петроград: «Если в пути до Петербурга с поездом произойдет задержка, то виновники ее будут расстреляны». «Конфискация всего имущества и расстрел» ждут тех, кто вздумает обойти изданные советской властью законы об обмене, продаже и купле. Угрозы расстрелом были разнообразны. И характерно, что приказы о расстрелах издавались не одним только центральным органом, а всякого рода революционными комитетами: в Калужской губернии было объявлено, что будут расстреливать за неуплату контрибуций, наложенных на богатых; в Вятке – «за выход из дома после 8 часов»; в Брянске – за пьянство; в Рыбинске – за скопление на улицах, и притом «без предупреждения». Грозили не только расстрелом – комиссар города Змиева обложил город контрибуцией и грозил, что неуплатившие «будут утоплены с камнем на шее в Днестре». Еще более выразительное: главковерх Крыленко, будущий главный обвинитель в Верховном революционном трибунале, хранитель законности в Советской России, 22 января объявлял:
В жертву Интернационалу. Белогвардейская карикатура. 1919 г.
«Крестьянам Могилевской губернии предлагаю расправиться с насильниками по своему рассмотрению». Комиссар Северного района и Западной Сибири, в свою очередь, опубликовал: «Если виновные не будут выданы, то на каждые 10 человек по одному будут расстреляны, нисколько не разбираясь, виновен или нет».
Однако официальной датой начала красного террора принято считать 17 августа 1918 года, когда в Петербурге бывшим студентом, юнкером во время войны, социалистом Каннегиссером был убит народный комиссар Северной коммуны, руководитель Петербургской чрезвычайной комиссии – Урицкий. Официальный документ об этом акте гласит: «При допросе Леонид Каннегиссер заявил, что он убил Урицкого не по постановлению партии или какой-нибудь организации, а по собственному побуждению, желая отомстить за арест офицеров и расстрел своего друга Перельцвейга».
Спустя десять дней, 28 августа, социалистка Каплан покушалась на жизнь Ленина в Москве.
В ответ на эти два теракта советская власть объявила о начале целой кампании террора. При этом объектом массовых казней были названы не отдельные личности, не какой-либо класс (как дворянство во времена Великой французской революции), а целые слои населения, а именно – все, кто не относился к рабочему классу или беднейшему крестьянству.
Мы не знаем и, вероятно, никогда не узнаем точной цифры этих жертв. С уверенностью, однако, можно сказать, что действительная цифра значительно превосходит цифру, приведенную позднее в полуофициальном сообщении (никакого официального извещения никогда не было опубликовано). В самом деле, 23 марта 1919 года английский военный священник Ломбар сообщал лорду Керзону: «В последних числах августа две барки, наполненные офицерами, потоплены, и трупы их были выброшены в имении одного из моих друзей, расположенном на Финском заливе; многие были связаны по двое и по трое колючей проволокой».