100 великих казней

Высказав это и подобное этому как бы для всех, он обнимает жену свою Паулину и, немного смягчившись по сравнению с проявленной перед этим непоколебимостью, просит и умоляет ее не предаваться вечной скорби, но в созерцании его прожитой добродетельно жизни постараться найти достойное утешение, которое облегчит ей тоску о муже. Но она возражает, что сама обрекла себя смерти и требует, чтобы ее убила чужая рука. На это Сенека, не препятствуя ей прославить себя кончиной и побуждаемый к тому же любовью, ибо страшился оставить ту, к которой питал редкостную привязанность, беззащитною перед обидами, ответил: «Я указал на то, что могло бы примирить тебя с жизнью, но ты предпочитаешь благородную смерть; не стану завидовать возвышенности твоего деяния. Пусть мы с равным мужеством и равною твердостью расстанемся с жизнью, но в твоем конце больше величия».

После этого они одновременно вскрыли себе вены на обеих руках. Но так как из старческого и ослабленного скудным питанием тела Сенеки кровь еле текла, он надрезал себе также жилы на голенях и под коленями; изнуренный жестокой болью, чтобы своими страданиями не сломить духа жены и, наблюдая ее мучения, самому не утратить стойкости, он советует ей удалиться в другой покой. Позже по приказу Нерона она была спасена, но пережила мужа лишь на несколько лет. И так как даже в последние мгновения его не покинуло красноречие, он позвал писцов и продиктовал многое, что впоследствии было издано.

Между тем Сенека просит Стация Аннея, чью преданность в дружбе и искусство врачевания с давних пор знал и ценил, применить заранее припасенный яд, которым умерщвляются осужденные уголовным судом афиняне (яд цикуты). Яд был принесен, и Сенека его принял, но тщетно, так как члены его уже похолодели и тело стало невосприимчивым к действию яда. Тогда Сенеку погрузили в бассейн с теплой водой, и он обрызгал ею стоящих вблизи рабов со словами, что совершает этою влагою возлияние Юпитеру Освободителю. Потом его переносят в жаркую баню, и там он испустил дух, после чего его труп сжигают без торжественных погребальных обрядов. Так распорядился он сам в завещании, подумав о своем смертном часе еще в те дни, когда владел огромным богатством и был всемогущ».

Мы полагаем, что перед смертью он размышлял и о том, что оказался, в общем-то, неважным воспитателем...

Другой жертвой нероновского произвола был Петроний, автор уже тогда скандального романа «Сатирикон», о временах нероновской эпохи, Тацит говорил о нем с восторгом и восхищался его смертью. Он посмеялся над Нероном и над судьбой, которую тиран уготовил ему.

Петроний умел получать от жизни удовольствие: день он посвящал сну, ночь – занятиям и наслаждениям, и если другим приносила славу их деятельность, то Петроний прославился своим бездействием, и он считался не пылким расточителем собственных сил, а человеком, знающим толк в наслаждениях. Его прозвали «магистром изящества». Однако он был и прославленным государственным деятелем в духе старых римских традиций, и, назначенный проконсулом Вифинии, а затем консулом, он проявил энергию и оказался на высоте задачи, что не помешало ему вернуться к праздной жизни. Приближенный ко двору, он стал высшим авторитетом в делах вкуса, и Нерон считал изысканным и изящным лишь то, что одобрил Петроний. При подозрительности императора завистникам Петрония нетрудно было погубить его, обвинив в сношениях с одним из участников заговора Пизона, Суевином.

Попав в немилость, Петроний не дождался казни и кончил жизнь самоубийством, причем проявил твердость и мужество, достойные мудреца. Он не последовал примеру тех, кто в завещаниях старался льстить императору, чтобы сохранить за семьей и друзьями хоть часть наследства; он, напротив, сделал все, что только могло быть неприятным властителю: сломал свою печать, чтобы ею не воспользовались для подложных писем, и отправил императору язвительное письмо, в котором клеймил его тайные пороки, перечисляя его любовников и любовниц.

Разрезав себе жилы, он то перевязывал, то вновь открывал их, в промежутках беседовал с друзьями, подкрепляя себя сном и обедом, и слушал музыку, так что смерть его, хотя и вынужденная, пришла нежданной гостьей.

Хотя формально оба вышеприведенных случая больше похожи на самоубийство, их вернее расценивать как смертную казнь по приговору, поскольку к самоубийству римские граждане именно приговаривались, дабы лишний раз не позорить белоснежных тог. Этот вид казни был весьма милосердным с точки зрения общества, поскольку имущество казненного не отходило в казну, а оставалось в распоряжении семьи.

ГЕОРГИЙ, ПРОЗВАННЫЙ ПОБЕДОНОСЦЕМ