100 великих храмов

Вряд ли родившийся в крестьянской семье, в Богом забытой деревне, Юстиниан мог предполагать, что судьба вознесет его на трон великой империи. Но его дядя служил в императорской гвардии. Отличившись во многих войнах, он сделал головокружительную карьеру, став сперва сенатором, а в 518 году, в результате хитросплетений интриг – императором Византии Юстином I. Своих детей у него не было, и трон унаследовал племянник императора – Юстиниан.

Будущая императрица Феодора была проституткой. Дочь сторожа медведей в константинопольском цирке, она выступала обнаженной в «живых картинах» на потеху плебсу. Но Феодора славилась своей красотой, и на нее обратил внимание наследник престола, любивший посещать народные зрелища. Так Феодора стала его женой.

Нет необходимости говорить, как отнесся тот клубок змей, что принято называть византийским императорским двором, к новой императрице. Но акции Феодоры резко возросли в грозные дни восстания 532 года, известного под названием «Ника» («Побеждай») – такой лозунг избрала себе городская беднота, доведенная до отчаяния вымогательством чиновников. К бунтовщикам примкнули и некоторые сенаторы, которых возмущало все большее принижение роли сената при Юстиниане. Толпа восставших бросилась поджигать правительственные здания. Из тюрем были освобождены политические заключенные. Был сожжен архив, где хранились налоговые списки и долговые документы. Сгорели здание сената, церкви Св. Софии и Св. Ирины. Мятежники намеревались штурмовать дворец императора. Юстиниан уже был готов бежать из столицы.

История приписывает Феодоре необычайную решительность в эту отчаянную минуту. Смело войдя в зал совета, Феодора, обратившись к императору и сенаторам, произнесла свою знаменитую речь: «Императорский пурпурный плащ – лучший саван для гроба!», предложив Юстиниану умереть императором, чем жить изгнанником. Твердость императрицы возымела свое действие: оправившееся правительство жестоко подавило восстание, во время резни на улицах Константинополя было убито около 35 тыс. человек.

И вот Юстиниан и Феодора – здесь, на всемирно известных мозаиках церкви Сан-Витале. Мастера-мозаичисты запечатлели их уже на склоне лет – застывших, недоступных в своем величии…

Звартноц

Культура средневековой Армении была тесно связана с культурой Византии. Это влияние было взаимно перекрещивающимся, причем вклад первой бывал подчас не менее значительным, чем второй. Ведь роль армян в судьбах империи была весьма ощутимой. Некоторые византийские императоры и военачальники IX–X веков были армянского происхождения. А когда от землетрясения рухнул купол константинопольской Софии, то для восстановления этого чуда из чудес был приглашен знаменитый армянский зодчий Трдат.

Корни армянского зодчества уходят в глубь веков, обогащаясь влиянием других культур: Рима, Греции, Византии, Ирана. Значительны и многообразны памятники древнего армянского зодчества. Одним из главных сокровищ армянской архитектуры является Звартноц – храм Бдящих Сил. Как и большинство других древних армянских храмов, он дошел до наших дней лишь в развалинах.

Развалины Звартноца

Строительство храма началось в 641–643 годах и велось с перерывами на протяжении двадцати лет. Инициатором строительства был католикос Нерсес III Строитель, привлекший для этих целей мастеров из древнего армянского города Двин, славившегося своей красотой. Подробного описания Звартноца не сохранилось, но известно, что ему было посвящено множество восторженных похвал. Предание рассказывает, что византийского императора Константина III, посетившего Армению в 652 году, так поразила красота храма, что он приказал строителю Звартноца ехать вместе с ним в Константинополь. По дороге зодчий умер, и только это обстоятельство помешало воздвигнуть в столице Византии аналогичное сооружение.

Специалисты считают Звартноц самым дерзновенным экспериментом в армянском зодчестве. Его композиция чем-то напоминала вавилонские зиккураты – это был трехъярусный круглый храм, состоящий из трех поставленных друг на друга уменьшающихся цилиндрических объемов, увенчанных сферическим конусом. Во всем облике храма присутствовало мощное устремление ввысь. Эту устремленность подчеркивали все архитектурные детали. Здание казалось вытянутым вверх и благодаря умелому распределению освещения. Свет усиливался по мере перехода от массивной нижней части к более легкой средней, а когда взгляд наконец упирался в купол, то казалось, что он парит где-то в поднебесье.