100 великих кладов

7–9 декабря остатки французской армии проходили через Вильно. Морозы усилились до –25–27°. «Ночь с 7 на 8 и день 8 были ещё тяжелее для армии, чем предыдущие, — писал Наполеону утром 9 декабря из Вильны маршал Бертье. — Одна из повозок, на которых везли казну, разграблена возчиками; удалось спасти всего 12 000 франков. Делается всё, что в пределах человеческой власти, чтобы спасти остальные повозки».

Судьба похищенных московских сокровищ и казны Главной квартиры была окончательно решена только за Вильной. По показаниям многочисленных очевидцев, последние остатки «золотого обоза» были дотла разграблены совсем потерявшими человеческий облик солдатами и офицерами «Великой армии» 10 декабря 1812 года на дороге между Вильно и Ковно, когда подводы, влекомые измученными лошадьми, беспомощно остановились перед покрытым льдом подъёмом на Понарскую гору. Из-за гололедицы на неё не могла въехать ни одна повозка и ни один экипаж, не говоря уже о тяжело нагруженных фургонах. Именно здесь, у подножия этой горы, погибли и «золотой обоз», и казна Главной квартиры «Великой армии».

«Ваше величество, знаете, что в полутора лье от Вильны есть ущелье и очень крутая гора, — писал 12 декабря (30 ноября по старому стилю) из Ковно маршал Бертье. — Прибыв туда к 5 часам утра, вся артиллерия, Ваши экипажи, наши экипажи, войсковой обоз представляли собой ужасное зрелище. Ни одна повозка не могла проехать, ущелье было загромождено орудиями, а повозки опрокинуты…»

Это был момент окончательной гибели всей артиллерии, фур и обоза. Скопившиеся у подножия обледенелой горы деморализованные и утратившие всякое подобие армии люди начали тащить с повозок всё, что можно унести на себе.

Свидетельств очевидцев этих событий более чем достаточно. Предоставим же слово авторам мемуаров:

«Мы на рассвете 10 декабря оставили город [Вильно] и пошли по дороге на Ковно. Часа через два мы пришли к подошве холма, обледеневшего и настолько крутого, что на него невозможно было взобраться. Кругом были разбросаны остатки экипажей Наполеона, оставленный в Вильне при отступлении обоз, походная касса армии и ещё много повозок с грузными московскими трофеями: они не могли подняться в гору…» (Штейнмюллер).

«Через два часа мы подошли к подошве горы… Вокруг были остатки наполеоновских экипажей, войсковая казна и ящики с несчастными московскими трофеями…» (Лабом).

«Здесь, у подножия холма, собрались дезертиры, фургоны, экипажи, артиллерия, всякого рода багаж и, наконец, императорские фургоны с 10 миллионами и остатками московских трофеев» (граф Хохберг).

«Фургоны с казной, трофеи, взятые в Москве, русские знамёна, столовая посуда маршалов — всё это было брошено. Трудно представить себе, какие богатства были покинуты у подножия этой горы» (анонимный бельгийский солдат).

«— Ко мне, друзья! Разграбим обоз!

Тотчас толпы беглецов присоединяются к этому крику и бросаются на драгоценные фургоны. В одно мгновенье они окружены стаей хищных птиц. Кидаются к замкам и взламывают их посредством всего, что находится под рукой.

Они разбиты вдребезги и открыты. Солдаты всех родов оружия, лакеи, чиновники, даже офицеры полными пригоршнями черпают в них золото и бесчестие… Пренебрегают монетами в пять франков — их выбрасывают далеко на снег» (Лемонье).

«Все бросились к повозкам: взломали кассы, в которых было ещё около пяти миллионов франков, деньги вынули и поделили…» (Штейнмюллер).

«Многие, кто пришли потом, приняли участие в этом грабеже. Люди, умирающие с голоду, в то же время сгибались под тяжестью богатств, которых они не могли нести. Со всех сторон говорили лишь о слитках золота да о драгоценностях. Каждый солдат был нагружен серебром, но ни один не имел ружья» (Лабом).

«Здесь валялись раскрытые сундуки, там — разграбленные фургоны с золотом. Я видел, как люди падали под тяжестью мешков с золотом» (граф Хохберг).

«Мешки с деньгами, слишком тяжёлые для переноса, оставлялись на земле с пренебрежением. Стрелок из моего полка по имени Фулон захватил таким образом мешок, содержащий 20 тысяч франков золотом» (Комб).

«На мою долю я мог бы иметь мешок с золотом, содержащий 50 000 в наполеондорах, но я нашёл его вес слишком тяжёлым и удовольствовался несколькими пригоршнями этого золота, которые я положил в карманы моих панталон» (анонимный бельгийский солдат).

«Крик „Казаки!“ послышался снова, но теперь на него никто не обращает внимания. Жажда золота пересилила страх, и фургоны покидаются только совершенно пустыми, разбитыми и опрокинутыми» (Лемонье).

«Наши собственные солдаты разграбили часть армейской казны при появлении казаков, одно время даже работали с ними в полном согласии. Ночью многие французы и союзники предлагали мне купить награбленные вещи, серебряные чаши, приборы и т. п.» (де Кастеллан).

«Наши солдаты бились на кулачках с врагами из-за золота» (Комб).

«Все трофеи, которые вёз император из Москвы, его кареты, фургоны с золотом — всё было потеряно или разграблено казаками и даже нашими собственными солдатами, хотя, я думаю, очень немногие из них привезли свою добычу во Францию» (Гриуа).