100 великих криминальных драм XX века

В.В. пристрелил бы меня за самоуправство, но ему было не до меня. Он ещё с утра отправился на руины Теотихуакана и дотошно изучал там какие-то индейские фимелы, а потом вдохновенно рассказывал про каналы, по которым стекала кровь во время жертвоприношений. Я всегда подозревал его в кровожадности. Так ему и сказал. Возразить ему было нечего, и он завёл разговор о ядерном разоружении и дошёл до полного занудства. Его занимала личность нового замминистра иностранных дел Альфонсо Роблеса, с которым мы в начале весны познакомились во Дворце изящных искусств на премьере фольклорного балета.

Вот что отличает меня от босса! Я был целиком поглощён балетом: хотелось изучить непривычную технику. В.В. от балета морщился, его больше увлекала коррида. За неимением корриды, он посвятил театральный вечер изучению перспективного политика – не отставал ни на шаг, даже копировал жесты. О Роблесе и его планах по разоружению говорил патетично, мечтал вместе с ним войти в историю человечества. Я оставил его и пошёл бродить по улицам. Тогда и встретил лионского беглеца. И мне теперь уже не было дела до истории человечества, потому что я видел перед собой только эту знакомую спину с изогнутой косточкой. Даже балет выветрился из головы, к великой моей досаде.

Этот тип был моим проклятьем. Причем тут история человечества, когда перед тобой по улице движется само зло в человеческом обличии. Его, это зло, запустили сюда как волка в стадо овец. А сегодня еще и мой праздник, не его. Но руки связаны».

И далее: «Будущим мне распоряжаться не доверили. Тем же вечером получил самое красноречивое подтверждение. Не суждено мне разобраться: ночью он улетел в Боливию. Да и было уже 10 мая. Не мой день».

Только в 1983 году доцент Иванов отправится во Францию. Как раз в это время Боливия выдала Франции преступника Барбьё. Приложил ли к этому руку Юрий Павлович? Безусловно.

Его можно встретить в 1953 году в Арлингтоне, рядом с Пентагоном; в середине 1960-х – возле мексиканского Сан-Игнасио, в особой зоне Silenzio; в 1963-м – в ОАР, во время организации конгломерата республик; в октябре 1966-го – в Ливорно, на съезде «Нуова Унита»; в марте 1967 года – в закрытой зоне Северного моря. Этих командировок по всему свету никто не замечал. Все думали, что Юрий Павлович просто любит путешествовать.

* * *

В 1945–1946 году Юрий Павлович Иванов находился в Берлине. Но вскоре его направили в тюрьму Мондорф-ле-Бен в Люксембурге, где он проходил стажировку у доктора Дугласа Келли. Очевидно, именно Келли в 1950 году познакомит майора Иванова с Альфредом Коржибски и психологом Эриком Эриксоном.

В люксембургской тюрьме блестящий психолог и один из первых профайлеров Келли изучал криминальную психологию нацистов, однако потерпел ряд неудач. Есть предположение, что Келли пал жертвой классической сублимации, в особенности от тесного общения с Герингом: через 10 лет, в 1958 году, сам доктор уйдет из жизни, приняв, подобно Герингу, цианистый калий.

Эксперименты Дугласа Келли и знакомство с Коржибски и Эриксоном стали для Юрия Павловича открытием. Он увлекся программированием личности и начал развивать свои способности в области гипноза. В том, что это за способности, некоторые из его студентов убедились на своём собственном опыте. Когда доценту Иванову нужно было «поделиться» информацией о своих загадочных прогулках по всему миру, он это делал с лёгкостью, даже не прибегая к чтению лекций: ему достаточно было просто подумать.

С 1947 года Юрий Павлович учился в Институте военных переводчиков – ВИИЯСА, а потом обучал танковой технике инженеров в Уральском военном округе и преподавал английский язык курсантам Хабаровского артиллерийского училища. И вдруг майор Иванов исчез из виду, а в его личном деле появилась графа – «уволен из рядов вооружённых сил по болезни (туберкулез лёгких)».

Вскоре неподалеку от Арлингтона появился инженер-электрик, ирландец Рассел Киндли. При этом он не забывал изучать профсоюзное и рабочее движение в США, которое позднее станет темой его кандидатской диссертации на историческом факультете Педагогического института. А в США в те годы уже начиналась эпоха маккартизма.

«В.В. беспокоит возня вокруг мичиганских ирландцев. По его словам, моя биография “прохудилась, как решето”. Возможно, пользуясь своими связями, он даже пытался убедить тележурналистов не раздувать это дело в эфире. Кажется, они с известным телеведущим посещают одну еврейскую общину. Интересно, босс надевает кипу, когда ходит на их собрания? Однажды я его об этом спросил, и он запустил в меня чернильницей.

– Чертовы ирландцы! Кто их дёрнул бодаться с Маккарти? – в сердцах ворчит он, шурша газетами.

– Да? – говорю с иронией. – С такими взглядами вам не страшен полиграф.

– Посмотрим, как ты запоёшь, когда к тебе приставят постоянную охрану!