100 великих кумиров XX века

Феллини питал страсть к внесерийным моделям автомобилей. У него были самые красивые, самые дорогие, самые экстравагантные машины. Но в начале 1970-х в Риччоне какой-то подросток на «тополино», ехавший против движения и на красный свет, врезался в «мерседес» Феллини. Все посетители летнего кафе, да и полицейский решили, что правда на стороне юнца. Кто-то крикнул: «Ведь это же Феллини! Он чуть не задавил мальчика!» Именно в ту минуту режиссёр решил избавиться от машины. Среди присутствующих оказался немец, который, услышав фамилию Феллини, сказал, что хочет сделать подарок своей жене в Гамбурге. Федерико показалась забавной мысль продать «мерседес» немцу, и они заключили сделку, ударив по рукам тут же на перекрёстке, на глазах уже рукоплескавшей режиссёру толпы.

Феллини больше не садился за руль. Обычно он пользовался услугами такси. Федерико обычно усаживался рядом с водителем. Завязывается беседа, которая продолжалась до конца поездки. Однажды после десяти минутной тирады Феллини таксист осмелился его перебить: «Дотторе, может, вы скажете всё-таки, куда нам ехать?..»

Из-за того, что все таксисты Рима знали Феллини, ему приходилось давать им щедрые чаевые, иначе они создали бы ему репутацию скупердяя. Таксисты часто спрашивали Феллини: «Фе-фе, почему вы не делаете более понятных фильмов?» Фе-фе было уменьшительным именем, которое употребляли его друзья, и газеты об этом написали, и некоторые таксисты начали так к нему обращаться. Феллини отвечал, что в своих фильмах он говорит правду, а правда никогда не бывает простой. Простой бывает только ложь, и поэтому все её понимают. К этому следует добавить, что даже фанатичные поклонники Феллини — а их много во всех странах — утверждают, что его фильмы нельзя воспринять с первого раза, они обязательно требуют многократного просмотра.

Женщины всегда носились с Фе-фе, от самой последней статистки до главной героини. Он помнил многих по именам и был весьма мил: «Какая великолепная задница!» Федерико симпатизировал Сандре Мило. Отношения с ней зашли так далеко, что Джульетта Мазина едва не подала на развод. Но семейный корабль выдержал испытание.

«Отношения с женщинами всегда были для меня серьёзной проблемой, — признавал Феллини. — И так странно иногда бывает, когда встречаешь ту, с которой имел мимолётный роман двадцать, тридцать или даже сорок лет назад. Она почему-то считает, что я ей чем-то обязан. Ну разве тем, что вспомнил её. Но иногда и вспомнить-то не удаётся. У Джульетты подобное держится в голове гораздо лучше, чем у меня. Иногда она помнит даже то, чего никогда не было».

Когда Феллини кто-то видел на прогулке с какой-то женщиной, газеты тут же сообщали. Ему вместе с Джульеттой приходилось публично опровергать слухи об их разводе. Джульетта всегда переживала и начинала подозревать, что нет дыма без огня. Часто даже верила в то, что читала в газетах.

Оказавшись на вершине успеха, Феллини обнаружил, что слава является не тем, чем её считают: «Когда я стал известным, я сориентировался, что слава дорого стоит. Люди считают, что успех порождает друзей, и думают, что у меня их множество, но они не понимают очень многих вещей. Люди из моего окружения всегда чего-то от меня хотят — или работать на моих фильмах, или взять у меня интервью. Среди толпы я чувствую себя невероятно одиноким. По отношению к знаменитостям люди позволяют себе поведение, недопустимое в обычной жизни. Они начинают копаться в мусорной корзине, подслушивают частные разговоры, допускают разные намёки. Я всегда говорил Джульетте, что абсолютно никогда мы не должны ссориться в публичном месте. Когда-то именно из-за этого мы поругались».

Феллини тяготило, что он как человек, наделённый славой, должен вести светский образ жизни. Однажды режиссёр признался, что не любит: светские приёмы, интервью, круглые столы, просьбы дать автограф, официальные обеды, тосты, речи, художественные выставки, театральные премьеры…

Западногерманский журналист Клаус Луттербек десять месяцев ждал, когда ему позволят поговорить с маэстро о его новом фильме. И вот долгожданная встреча. «Дорогой Клаус, — произнёс Феллини, — этот фильм я начал год назад. Больше я ничего не помню. Несколько глупостей, которые можно сказать по этому поводу, я уже сказал».

Луттербек спросил, как к режиссёру приходят идеи? «Очень просто: я подписываю договор, кладу в карман большой аванс, не хочу возвращать его и должен потому заставить идею прийти мне в голову. Это и есть вся правда о моём творческом процессе».

Всё интервью проходило в полушутливом тоне. Наконец в порыве откровенности Федерико признался Клаусу: «Я терпеть не могу интервью. Я их много дал, все без охоты, я считаю их дурной привычкой, смесью полицейского допроса с экзаменом. Я начинаю заикаться».