100 великих курьезов истории

Случилось все так. Барон Петр Клодт всеми правдами и неправдами отыскал лучший выезд в столице империи – ну не мог же он, известный знаток и любитель лошадей, ездить на каких-нибудь, пусть даже очень хороших, но не самых лучших рысаках! Нет, кони его выезда непременно должны быть подобны огню, всепоглощающему степному вихрю, с первого взгляда поражать всех красотой и дивной статью. Именно таких коней он искал. Наконец нашел, и не торгуясь, перекупил – породистых, прекрасных и быстрых, как вольный ветер. И специально заказал лучшему столичному мастеру лучшую коляску, сиявшую лаком, с мягкими, пружинящими сиденьями.

Однажды под вечер экипаж прославленного скульптора проезжал по Дворцовому мосту. И тут кучер Петра Карловича, на беду ничего не подозревающего барона, зорким взглядом заметил впереди коляску самого императора Николая I, запряженную прекрасными лошадьми. Кучер академика живописи тоже был заядлым лошадником, и в нем невольно взыграло ретивое.

– А что, барин? Может, покажем тем, кто впереди нас плетется, каково пыль глотать? – обернувшись с козел к барону, спросил лихой кучер. Глаза его лукаво блестели, но Петр Карлович ничего подозрительного не заметил и никакого подвоха не почувствовал.

– Давай, – зная страсть своего кучера к быстрой езде и его умение удивительно ловко управляться с лошадьми, спокойно разрешил барон.

У него даже в мыслях не было, кого решил обогнать его лихой возница. О, если бы барон тогда знал или хотя бы подозревал, с кем решил посоревноваться в резвости выездов его азартный кучер!

Нарочно дав возможность красивой коляске императора Николая I оторваться на достаточно большое расстояние, кучер барона привстал на козлах, дико гикнул, громко щелкнул вожжами, и великолепные кони-звери скульптора словно полетели, пластаясь над дощатым настилом моста и дробно стуча копытами, – ну совсем как те дикие степные жеребцы, что летели с развевающимися гривами по россыпи мелких изумрудов на старинном золоте амулета, возможно, когда-то зачарованного или заклятого непонятными волшебными словами, хранившимися в памяти древнего персидского или индийского мага, имя которого давно забылось, когда-то повелевавшего некими темными потусторонними силами. Как знать? Теперь это уже не имело значения: конница выбивала свою магическую музыку.

– Н-но! Наддайте, родимые! – то и дело подгонял скакунов кучер академика живописи.

Ветер уже вовсю свистел в ушах, коляска неслась по мосту с бешеной скоростью, и блестящий царский экипаж, несмотря на все усилия его умелого возницы, тоже погнавшего коней, приближался с каждой минутой.

Вот коляски уже поравнялись, и через мгновение резвые кони скульптора вырвались вперед, легко обойдя царский выезд.

– Это что же? – недоуменно даже привстал с обитого мягкой кожей сиденья строгий император и сердито погрозил пальцем барону, явно узнав обгонявшего его седока.

Чего греха таить, академик после этого не на шутку струхнул. Крутой нрав государя Николая Павловича всем был отлично известен: у него за любую провинность можно не только должности лишиться, но и угодить в Сибирь. Обогнать царскую коляску! Да еще где? Совсем рядом с Зимним!

Приехав домой, барон приказал немедленно пригласить кучера в кабинет.

– Что же ты, братец, со мной делаешь? – вкрадчиво спросил его академик. – Учти, на каторгу можем вместе отправиться, любезный мой, невзирая на должности, чины и звания.

– Неужто туда и живописи академиков отправляют? – недоумевал кучер.

– А ты как думал? Ордена дают за подобные художества? С сегодняшнего дня я тебе строго-настрого запрещаю всякие гонки по улицам. Ездить можешь только шагом! В крайнем случае легкой рысцой. И не дай тебе бог даже приблизиться к царскому дворцу: чтобы всегда далеко стороной его объезжал, каналья! За три версты! Не меньше!

Кучер истово клялся и божился, что барин может на него положиться. Тем не менее, как позднее рассказывал сын Петра Карловича, доводивший до трясучки азарт у возницы быстро взял верх над страхом и осторожностью, совсем лишив его разума и чувства самосохранения.

Дело оказалось еще и в том, что царский кучер тоже уродился мужиком далеко не промах и, увидев в лихом вознице барона Клодта достойного соперника, не стерпев позорного поражения в стихийно начавшихся гонках на Дворцовом мосту, тайком, через верных знакомых, передал кучеру академика:

– Пусть теперь крепче вожжи держит! Вызываю его на честное состязание. Либо побьемся вдребезги, либо докажем всей столице, кто из нас лучший! И у кого кони резвее!