100 великих курьезов истории

Но криминальная среда не отпускает Франсуа. И вот он опять в Париже, в тюрьме Шатле. Вскоре его выпускают с условием вернуть те деньги, которые он получил после кражи в Наваррском коллеже. Но не прошло и месяца, как Вийон ввязался в уличную драку – и опять за решеткой. На этот раз ему припомнили какие-то прошлые грехи, он подвергнут пытке и приговорен к повешению. Опять прошение о помиловании, опять помилование. Но теперь поэт должен покинуть Париж на десять лет. На сборы – три дня. И вот после 8 января 1463 года мы больше ничего не знаем, как жил Франсуа Вийон и жил ли он вообще после этой даты. Остались стихи, получившие популярность уже после его смерти, остались подражатели. Осталась слава, конечно, Поэта, а не уголовника. На русском языке его стихи известны в переводах Ильи Эренбурга (говорят, это лучшие произведения переводчика), Николая Гумилева (опубликованные в советское время почему-то под именем Осип Мандельштам), Валерия Брюсова, Всеволода Рождественского и даже Владимира Жаботинского (теоретика и практика мирового сионизма и… незаурядного русского поэта).

Как китайцы открыли мир

В начале XV в. лучшие в мире суда строили в Китае. Огромная флотилия, которой командовал адмирал Чжэн Хэ, бороздила воды Индийского океана. Китай находился на пороге великих географических открытий. Корабли Срединной империи готовы были обогнуть Африку и устремиться в Европу. Но тут случилось невероятное. В испуге рыбаки поспешно поворачивали лодки. Странное зрелище представало пред ними. Линия горизонта дрогнула, и дальняя окраина моря стала покрываться бесчисленными парусами. Едва причалив, растерянные туземцы побросали свои жалкие суденышки и врассыпную метнулись в ближайший лес. На опустевший прибрежный песок легла громадная тень. Невиданная никогда прежде армада подошла к побережью мирной южной страны.

В начале XV в. подобные сцены нередко разыгрывались у берегов Индии, Индонезии, Африки. Воды Индийского океана бороздила флотилия, равной которой в ту пору не было. Более трехсот кораблей насчитывала она – и каких кораблей! Самые величественные, самые красивые, самые мощные суда строили на рубеже XV в. в Китае. Командовал этой грозной силой адмирал и императорский евнух Чжэн Хэ. Корабль, на котором плыл адмирал, достигал 60 метров в длину. Девять мачт возвышалось на нем. (Для сравнения заметим: в XV в. в Европе только начали строить трехмачтовые каравеллы. Суда длиной 25 метров считались у европейцев весьма крупными.) Страх обуял людей, находившихся на берегу. С замиранием сердца следили они за маневрами, что совершали корабли. Многие туземцы бежали прочь. Наконец разноцветная армада застыла. Что сулило ее появление жителям здешних мест? Смерть и разрушение? Плен и рабство?

Модель одного из судов Чжэн Хэ

Дальше события разворачивались самым неожиданным образом. С невероятной помпой на берег спустился сам адмирал Чжэн Хэ. «Челом подобен он тигру, – сообщает хронист, – брови его точно мечи», лицо же его «шершаво, как апельсин».

Всюду, куда бы ни прибывал Чжэн Хэ, он немедленно направлялся к правителю сего города или страны – к царю, султану, князю, вождю. Адмирал спешил передать ему самые радушные приветствия от «сына неба» Чэнцзу, императора Китая (1403–1424). Затем посланник осыпал владыку дорогими подарками и просил об одной небольшой уступке – уплатить дань «сыну неба» и покориться ему.

Что в эту минуту испытывал обескураженный царек? Растерянность от того, что его владения завоевывали столь необычным способом? Или же страх мучил его душу, то же чувство, что отгоняло от берега рыбаков, – страх перед громадной эскадрой, настороженно нависшей над его городом? Впрочем, что бы ни наполняло его душу, он неминуемо приходил к тому же решению, что и другие туземные царьки, – он покорялся силе и лести. Особых жертв от него не требовалось: только шепнуть, только признаться, согласиться, сказать «да», кивнуть – и тут же на покоренного династа дождем просыпались дары. Так красноречивыми посулами и молчаливыми угрозами верный слуга империи адмирал Чжэн Хэ подчинял ей земли, лежавшие вдоль Муссонного пути.

На взгляд европейцев, подобная практика колониальных захватов чересчур расточительна и граничит с безумием. Однако, с точки зрения китайского императора, следовало поступать именно так – и никак иначе. Китай был «пупом земли», величайшей, богатейшей державой мира. Все прочие народы уступали ему и духовно, и уровнем развития культуры и техники. Поэтому, считал император, все иноземцы вправе были почитать за счастье, что им предлагают покориться великой империи и, покорившись, учиться у ее сынов, собственному процветанию способствуя. Подарки же призваны были подсказать, сколь сладостно быть в подчинении у самого просвещенного из народов.