100 великих литературных героев

Почти трехсотлетняя традиция критики обычно оценивает героиню весьма предвзято. Вот характерное высказывание: «В ней и в помине нет не только небесной, но и земной добродетели. Она переменчива, вольна, как и сам бог любви, воспеваемый поэтами. Манон исполнена обаяния, устоять перед которым невозможно. Она умеет взаимно быть потрясенной страстью, ответить на нее, и ее ли вина, что ее чувство всегда во власти момента и еще более сильной страсти – наслаждаться жизнью?» Шайтанов И. Головокружительная глубина души. Аббат Прево. «Манон Леско». В газете «Литература», 2001 г., № 23. Курсив мой. – В.Е.}

Ничуть не утрируя, но всего лишь логически продолжая мысль уважаемого критика, невольно задаешься вопросом: а виноваты ли маньяк-убийца, совратитель-наркодилер, садист-грабитель в своих злодеяниях? Ведь каждый из них тоже всегда пребывает «во власти момента и еще более сильной страсти – наслаждаться жизнью»!

Несостоятельность и безнравственность традиции в понимании образа Манон Леско очевидна. И традиция сама же дает разъяснение своим заблуждениям: в повести рассказ ведется от имени страстно влюбленного в Манон кавалера де Грие (почему она и считается чуть ли не первым психологическим произведением мировой литературы), не желающего видеть явную порочность натуры девицы и оправдывающего любое ее действие. Как ни печально, но читатель пошел на поводу у героя, создав прецедент общественного оправдания духовной пустоты и вульгарной распущенности. Именно этим особо важна Манон Леско для понимания великой роли художественной литературы как индикатора нравственного состояния общества и его интеллектуальной, так называемой «передовой», элиты.

В связи с последним интересен исторический фон повести. «Манон Леско» была создана во время века маркиз и рассказывает о времени, когда революционная катастрофа во Франции из стадии назревания переросла в стадию необратимости. Маркизы – это фаворитки королей Людовика XIV и Людовика XV и правившего между ними регента при малолетнем Людовике XV – герцога Филиппа Орлеанского. Период Регентства длился менее девяти лет – с 1715 по 1723 г. – это было время разнузданной вакханалии в мире правящей элиты, прежде всего сексуальной распущенности и разграбления государственной казны. Эпоха маркиз – это время, когда власть призывала подданных к благочестию и добропорядочности, а сама поступала прямо противоположно; когда Церковь на словах беспокоилась о душах прихожан, но сама предавалась политике и мирским забавам; когда самодовольное дворянство роскошествовало и веселилось, а подавляющее большинство населения Франции едва выживало в непосильном труде. Время маркиз оказало столь мощное воздействие на просвещенные умы страны, что оправиться от устроенного тогда аристократией погрома веры и нравственности Франция оказалась не в состоянии по сей день.

Манон Леско – типичное дитя эпохи Регентства, а преклонение перед веком маркиз стало лакмусовой бумажкой на гниение духовной и нравственной жизни общества, прежде всего творческой интеллигенции. Впрочем, это в равной мере касается и восторгов по поводу сословной жизни в целом и преклонения перед дворянством в частности.

Вальмон

Любви нас не природа учит,
А первый пакостный роман…[156]

В конце XVIII – начале XIX в. одним из таких самых «пакостных», если не самым «пакостным» был роман Шодерло де Лакло «Опасные связи». Сегодня он признан гениальным творением европейской литературы XVIII столетия и вызывает немало споров. Одни утверждают, что в «Опасных связях» разоблачена французская аристократия накануне Великой революции, другие – что задача де Лакло сводилась к показу типов изощренных развратников его эпохи. Вполне возможно, если учесть, что до «Опасных связей» автор развлекался эротическими стишками и сказками, для своего времени более близкими к порнографии, чем к эротике.

Как бы там ни было, а получилось у де Лакло произведение, косвенно воспевшее Великую французскую революцию и наглядно показавшее, что только демагоги и глубоко безнравственные люди могут утверждать, будто у революции нет права поголовно истреблять ранее господствовавший класс, поскольку, дескать, все люди разные и в любом социальном слое есть достойные и благородные, а есть и негодяи. Правда, никто не берется объяснить, почему негодяи, как правило, заправляют всеми общественными делами, а «хорошие» за этим только наблюдают и высказывают свои гневные точки зрения.

Итак – Вальмон. Развратник, подлец в благородном обличии, интеллектуал, мерзавец, губящий невинных женщин, причем чем благочестивее бедняжка, тем с большим аппетитом посягает негодяй на ее честь… Как сказал Ю.Б. Виппер, «…виконт дю Вальмон и маркиза де Мертей соединяют в себе утонченность светской и интеллектуальной культуры с душевной испорченностью, с предельным себялюбием и цинизмом».[157]