Ромен Роллан родился 29 января 1866 г. в маленьком бургундском городке Кламси в Неверне (историческая область в центре Франции), в семье нотариуса Эмиля Роллана и Антуанетты Мари, урожденной Куро, женщины набожной и весьма музыкальной.
В 1880 г. семья перебралась в Париж, где Ромен поступил в лицей Людовика Великого, а затем продолжил образование в Высшей Нормальной школе (Эколь нормаль сюперьер) в Париже. Закончил он школу в 1889 г. и на два года уехал в Рим для более глубокого изучения истории, которой намеревался посвятить жизнь. В Италии Роллан увлекся историческими трагедиями Шекспира и сам взялся за писание пьес.
В Риме же молодой человек познакомился с немецкой писательницей-идеалисткой Мальвидой Амалией фон Мейзенбуг (1816–1908), дружившей в свое время с Фридрихом Ницше и Рихардом Вагнером. Общение с этой женщиной сыграло важнейшую роль в дальнейшей творческой и общественной жизни Ромена Роллана.
Путешествие в Италию значительно помогло молодому человеку в подготовке и защите в 1895 г. докторской диссертации «Происхождение современного оперного театра. История оперы в Европе до Люлли и Скарлатти». После защиты Роллан стал профессором в области истории музыки в Сорбонне и Высшей Нормальной школе. Семнадцать последующих лет он совмещал писательский труд с преподаванием, причем в Сорбонне специально под него была учреждена кафедра музыкознания.
К этому времени Роллан уже был женат на Клотильде Бреаль, дочери знаменитого французского лингвиста и филолога еврейского происхождения Мишеля Бреаля (1832–1915). Брак этот продлился недолго, в 1901 г. супруги развелись.
Вскоре после защиты диссертации Роллан познакомился с издателем журнала «Двухнедельные тетради», религиозным поэтом, социалистом и одновременно националистом Шарлем Пеги (1873–1914). Пеги и пригласил Роллана к сотрудничеству. Так началось восхождение писателя к литературным высотам.
Биографы обычно отмечают, что с самого начала Ромена Роллана интересовали прежде всего философские проблемы истории культуры, а также героические (как он сам их определил) периоды в судьбах человечества. Стараясь как можно шире раскрыть задуманные темы, он сразу стал писать не отдельные произведения, а целые тематические циклы. Первыми стали драмы «Трагедии веры» – пьесы «Святой Людовик», «Аэрт» и «Торжество разума». Следующим оказался цикл пьес «Театр революции», над ним Роллан работал почти тридцать лет.
Одновременно писатель задумал серию романов – жизнеописаний знаменитых людей, которые могли стать примером для подражания… Как признавался сам Роллан – он стремился вдохновить людей на оптимизм и возвышенные чувства. Недаром писатель начал эту серию с книги «Жизнь Бетховена», а продолжил ее биографиями Микеланджело, Генделя, Льва Толстого, Махатмы Ганди, Рамакришны, Вивекананды, погибшего на фронте Первой мировой войны Шарля Пеги. Любопытно, что книги посвящены преимущественно выдающимся людям, проявившим себя в областях гуманитарных, являющихся приоритетом творческой интеллигенции, и сам писатель был обескуражен тем, что в этих биографиях сложно найти, а точнее, невозможно найти оптимистические или героические мотивы.
Необходимо отметить, что, во-первых, Ромен Роллан был не одинок в своих биографических трудах, а во-вторых, во второй половине XIX – начале XX в. исторические биографии, создававшиеся писателями-мыслителями, качественно отличались от параллельно развивавшихся, а затем переросших во всезатопляющий поток заурядных фактологических писаний под условным названием ЖЗЛ (в дореволюционной России особенно усердствовал с этим книгоиздатель Ф.Ф. Павленков). Классические биографические книги указанного времени отражали поиск наиболее прозорливыми и талантливыми людьми выхода из духовно-нравственного тупика, в который с бешеной скоростью уже тогда неслось человечество.
Проблема заключается в том, что обществу, как цельному явлению (об отдельных личностях речи нет), всегда жизненно необходим принятый подавляющим большинством непререкаемый и непогрешимый нравственный ориентир, который одновременно и учит, и страшит, а по возможности и карает. При отсутствии такового сообщество людей неизбежно обращается в стадо самоистребляющихся беззаконников, алчущих лишь удовлетворения собственных всевозрастающих вожделений. Силой и властью такие ориентиры создать невозможно. Они даются нам свыше, а внедряются общественной практикой.
После крушения языческого Рима для христианского мира таким ориентиром долгие столетия был Бог.
Но десадовский закон Договора довольно скоро привел ко все более настойчивым попыткам подменить Бога человеком – монархом, хотя тот и освящался Божьим помазанием. На Западе папы-меценаты, император и короли в единстве с философами-гуманистами и учеными-естественниками довели дело до окончательного нравственного разложения общества в эпоху Возрождения и неизбежной общественной реакции на него – Реформации и абсолютной монархии, когда помазание стало проформой, Бог оказался объектом сомнений, а единственным нравственным ориентиром для толпы явился человек-властитель.