100 великих литературных героев

Поставив перед собой противоестественную задачу, Федор Михайлович попытался решить ее посредством театральных приемов. Лев Николаевич Мышкин, предназначенный писателем на роль земного Христа, на протяжении всего романа (за редким исключением) говорит безжалостные речи и творит очевидно несуразные и даже жестокие поступки, но «свита играет короля» – окружающие восхищаются его благородством, смирением, невинностью и прочими добродетелями, на деле мало чем подтвержденными, скорее наоборот. Всякий раз, когда ситуация заходит в тупик, Федор Михайлович использует спасательный круг и объявляет Мышкина идиотом, следовательно, с него взятки гладки.

Однако подлинный смысл образа князя заложен в указанных Достоевским прототипах героя. По словам самого писателя, он хотел соединить в Мышкине начала трех личностей – двух литературных героев и одного Божественного.

Во-первых, Дон Кихота – как грустный и ироничный итог жизни человечества. Именно в этом образе наиболее ярко выражена мысль о том, что идеальный герой может стать правдоподобным только будучи смешным, еще лучше гипертрофированно комичным – до глупости.

Во-вторых, бедного рыцаря из стихотворения А.С. Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный…», влюбленного в Богоматерь. Здесь очень важны следующие строки поэта:

Между тем как он кончался,
Дух лукавый подоспел,
Душу рыцаря сбирался
Бес тащить уж в свой предел:

Он-де Богу не молился,

Он не ведал-де поста,
Не путем-де волочился
Он за матушкой Христа.

Но пречистая сердечно

Заступилась за него
И впустила в царство вечно
Паладина своего.

А вот это уже ключ не только к образу князя Мышкина, но и к пониманию самых знаменитых персонажей романов Достоевского, к богоискательству Федора Михайловича в целом. Стихотворение целиком и концовка его в особенности пропитаны духом Гётевского «Фауста» с его идеей о том, что человек может продать душу дьяволу, преследуя свои цели, но затем, используя доход от сделки на благие дела и предаваясь светлым мыслям, будет прощен Богом и принят в раю. Это чисто торгашеское, протестантское христианство Западной Европы, и именно на этой идее построены линии Сони Мармеладовой в «Преступлении и наказании» и Настасьи Филипповны в «Идиоте». Однако Федор Михайлович пошел гораздо дальше Гёте.

Наконец, в-третьих, прототипом Мышкина стал Сам князь Христос (как выражался Достоевский). При этом писатель рассматривал Иисуса Христа как всего лишь раз в жизни человечества осуществившееся проявление светлого идеала, совершенного человеком, пожертвовавшим собой ради людей. То есть Федор Михайлович видел в Иисусе Христе не богочеловека, а человекобога, и вознамерился написать жизнь нового человекобога. В сакральном понимании человекобог есть бес, и в лице Мышкина Достоевский помимо воли вывел на сцену беса, определившего лицо современного человечества, начиная с середины XX столетия.

Это был не обыкновенный бес, какого до Федора Михайловича многократно изображали другие писатели. Достоевский первым привел в мир идеально «доброго» и «справедливого» беса – беса искушения прощением, то есть интеллигентского беса. Он пока еще был мелок, но все же существенно размыл границы между нравственным и безнравственным, злым и добрым, честным и бесчестным, божеским и дьявольским и т. д., обрушив человечество в бездну аморфного состояния души – наиболее пригодного для поглощения сатаной.

Гораздо позже, обретаясь в мире порушенных мышкинской цивилизацией мозгов, М.А. Булгаков окончательно поставил сатану на место Бога, изобразив его в «Мастере и Маргарите» единственным справедливым и всевластным вершителем суда над грешниками. В наши дни макулатура бескрайнего океана графоманов-фантастов кишит добрыми, смелыми, благородными и чистыми душой демонами, бесами, вампирами и прочей нечистью. И эти авторы находят такой же бескрайний океан почитателей, искренне верящих в доброту, духовную чистоту и благородство сатаны и его порождений. Верят, потому что в конечном итоге им все равно, поскольку Бог и его нравственные установления давно стали в человеческом обществе принятым к сведению абстрактом, в лучшем случае – культовым ритуалом или объектом интеллигентской демагогии.