Читаем 100 великих литературных героев полностью

Добавим только, что впервые Василий Теркин появился в 1940 г. в газете «На страже Родины» как проходной, малозначимый герой и считался коллективным творением сотрудников редакции. Тогда же была издана брошюра «Вася Теркин на фронте». Из восемнадцати опубликованных там стихов одиннадцать написал любитель-рифмоплет Николай Щербаков (псевдоним Снайпер), а его соавторами стали А.Т. Твардовский, Н.С. Тихонов, Ц.С. Солодарь и С.Я. Маршак. Перу Твардовского в брошюре принадлежала только «Биография Василия Ивановича Теркина», которая давала весьма масштабный зачин для незначительного героя. Начиналась она словами:

Не в Париже, не в Нью-Йорке —В деревушке под МосквойРодился Василий Теркин,Наш товарищ боевой.Всех сильнее был он в школе,Был он ловок и плечист,Был он первый в комсомолеГармонист и футболист…

Далее рассказывалось, как сразу по окончании школы Теркин отправился в военкомат, был призван в армию и стал пулеметчиком.

Надо отметить, что после завершения финской кампании никто из членов редколлегии, участвовавших в создании Теркина, к нему больше не обращался, полагая написанное в газете баловством, а вот Твардовскому Василий запал в душу, и поэт продолжил разработку его образа уже дома, в Москве.

Итак, Василий Теркин задумывался коллективно как персонаж юмористический, и прототипа у него никогда не было, а многочисленные попытки найти такового среди современников Александра Трифоновича свидетельствуют только о всеобъемлющей народности героя. Автор этой книги в свое время тоже поддался искушению и в «100 великих поэтах» ошибочно назвал прототипом Василия Теркина младшего брата поэта – Василия Трифоновича Твардовского, в годы войны служившего летчиком и погибшего на фронте. Оправданием этой ошибки может быть лишь тот факт, что сам вопрос поиска прототипа Теркина необычайно важен для раскрытия его истинной сущности.

Трудно встретить в мировой литературе героя, на прототип которого претендовало бы столько народов и национальностей, как на Василия Теркина. Представители чуть ли не всех народов СССР, кто воевал в РККА, рассказывали, что герой списан поэтом с парня из их народа. И хотя сам Твардовский неоднократно подчеркивал, что Теркин русский и из крестьян, отказываться от кровного родства с ним никто не собирался.

Здесь-то и кроется главный секрет Теркина, его коренное отличие от Уленшпигеля или Брюньона. Если последние появились в канун жестокого кризиса давно существовавших единых народов как их жизнеутверждающие начала, то Василий Теркин знаменовал собой рождение нового, доселе небывалого, органически объединившего в себе многие народы народа[325] – советского.

Бесспорно, тема советского народа требует отдельного серьезного исследования и не имеет никакого отношения к тем бесчисленным писаниям, которые штамповались в официальных интеллигентских структурах, процветавших во времена всевластия партийно-государственной бюрократии.[326] Однако отметим, что еще меньшее отношение имеет он к той грязно-политической демагогии, которая навязывается нашему обществу начиная с 1986 г. В этой статье мы будем говорить о советском народе только в объемах, требуемых для понимания образа Василия Теркина и осмысления поэм о нем. Другими словами, речь пойдет о так называемом «совке», как презрительно именует его нынешняя ницшеанская интеллигенция российских столиц, а особенно ее денационализированная молодежь, и главным художественным выразителем свойств и устремлений которого стал Василий Теркин.

Вряд ли кто возьмется оспаривать мысль о том, что окончательное формирование советского народа как наднационального духовного единства граждан нашей страны всех национальностей (при исторически сложившемся главенстве русского народа) произошло с началом Великой Отечественной войны. Мне даже довелось слышать о том, что условным днем рождения советского народа следует считать 3 июля 1941 г. – когда прозвучала речь И.В. Сталина «Братья и сестры…»

Сам Твардовский писал, что разбирал в поэме «сущность… людей первого пооктябрьского поколения». Потому что основу нашего общества составляли не «жертвы» большевиков, как сегодня пытается доказывать, глумясь над «совками», московская интеллигенция, а советские люди. Поэт ставил перед собой задачу «проникнуть в их духовный внутренний мир, почувствовать их как свое поколение (писатель – ровесник любому поколению). Их детство, отрочество, юность прошли в условиях Советской власти, в заводских школах, в колхозной деревне, в советских вузах».

Именно поэма «Василий Теркин» на примере своего героя наиболее ярко продемонстрировала отличительные свойства советского народа: бескорыстие, патриотизм и товарищество (независимо от национальности).

Публикация поэмы состоялась частями в 1942–1945 гг., а писалась она на основе собственных военных впечатлений Александра Трифоновича.

Перейти на страницу:

Все книги серии 100 великих

100 великих оригиналов и чудаков
100 великих оригиналов и чудаков

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Фёдоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Фёдор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!»В очередной книге серии «100 великих» главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым. Она будет интересна каждому, кто ценит необычных людей и нестандартное мышление.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука