В субботу 17 января 1998 года президент Клинтон дал показания под присягой по делу Полы Джонс, которые были записаны на видеопленку. Президента допрашивали адвокаты Полы. Среди прочих ему был задан вопрос – сожительствовал ли он с Моникой Левински? Клинтон ответил категорическим «нет». Его ответ подтверждался показаниями самой Моники, которая тоже под присягой показала, что между ней и президентом не было никакой сексуальной близости. Казалось бы, все ясно, вопрос исчерпан. Но вот предательские записи, тайно сделанные Линдой Трипп, свидетельствовали совсем об обратном.
Дело начало принимать совершенно иной – не столько адюльтерный, сколько уголовный – оборот. Если все, о чем говорится на кассетах, правда, то это означает, что президент Клинтон совершил несколько противозаконных деяний. Во-первых, солгал под присягой, заявив, что не сожительствовал с Моникой Левински. Во-вторых, склонил к клятвопреступлению и саму Монику. (На кассете имеется такая запись: Клинтон говорит Монике: «Нет никаких доказательств нашей связи, поэтому отрицай, отрицай, отрицай!») А этот второй противозаконный акт влечет за собой еще более серьезное обвинение – в противодействии правосудию. Именно это обвинение было выдвинуто в свое время против Никсона и стало основанием для импичмента.
Президент был явно не в своей тарелке. Он даже не мог сыграть «искреннее возмущение». Он говорил каким-то приглушенным, даже придушенным голосом, и фразы, которые он произносил, носили печать строго дозированной юридической казуистики. Так, например, он все время повторял, что у него нет никаких «неподобающих отношений» с Моникой Левински. Только под давлением журналистов президент вынужден был раскрыть скобки, заменив слово «неподобающие» – «сексуальными». Пришлось отступить и от слова «нет», подразумевавшего, согласно грамматике, настоящее время. Вместо него прозвучало «не было».
Объясняя эту эмоциональную вялость своего шефа, один из сотрудников Белого дома сказал: «Он даже глазом не моргнул, хотя и возмущен обвинениями в свой адрес. Но сам процесс утратил для него шоковый эффект».
Куда большую эмоциональность в защите своего мужа проявила Хиллари Клинтон, которую, вопреки обыкновению, решили задействовать по столь щекотливому поводу. Но бой шел решительный, и пришлось пустить в дело «старую гвардию», которая, как известно, умирает, но не сдается. Выступая в мэрилендском Гоучер-колледже, Хиллари сказала: «Все обвинения в адрес моего мужа абсолютно лживые. Это очень трудно и больно наблюдать, когда человек, которого ты любишь, о котором заботишься, которым восхищаешься, подвергается столь безжалостным обвинениям… По причинам, которые мне не совсем понятны, в некоторых кругах президента считают угрозой определенным идеологическим позициям. Предпринимаются концентрированные усилия подорвать его легитимность как президента, подорвать все то, чего он достиг, атаковать его лично, не сладив с ним политически…»
Тем временем на политической сцене появились новые претенденты на президентский пост – как республиканцы, так и демократы. Безусловно, у них тоже есть «свои скелеты в шкафу».
ПЛАТОН АЛЕКСАНДРОВИЧ ЗУБОВ
(1767—1822)
9 июля 1789 года, обсуждая недавнюю отставку фаворита императрицы Екатерины II Дмитриева-Мамонова и появление его преемника Платона Зубова, граф Безбородко писал Воронцову: «Этот ребенок с хорошими манерами, но не дальнего ума; не думаю, чтобы он долго продержался на своем месте. Впрочем, это меня не занимает». А между прочим это должно было его занимать. Через три года, вернувшись из Ясс, куда после смерти Потемкина Безбородко был отправлен для заключения мира, граф убедился, что «ребенок» сохранил не только свое место, но и занял его положение…
Зубовых было четыре брата. Принадлежали они к семье мелкопоместных дворян, отличавшейся большими претензиями. Отец, Александр Николаевич Зубов, был провинциальным губернатором и на этом разбогател. Он также управлял имением фельдмаршала Н.И. Салтыкова, сыгравшего впоследствии не последнюю роль в возвышении Платона Зубова.