100 великих мастеров прозы

Фриш относится к числу авторов, которых волновало все, что происходило на планете, ее настоящее и будущее, он постоянно испытывал чувство сопричастности и ответственности за события в мире. Его волновал не только факт возможности термоядерной войны, но и международные отношения, социальные порядки в целом. «Признаком человеческого духа, – говорил он, – является в первую очередь не талант, как своего рода подарок, но чувство ответственности». Именно ответственность перед современниками и побуждала его писать. Эта проблема остро поставлена в его пьесе «Господин Бидерман и поджигатели».

Дождливым вечером к гражданину небольшого швейцарского городка господину Бидерману является некий Шмитц, этакий сентиментальный нахал, и просит пустить его на постой, взывая к чувству сострадания хозяина, устраивается в его доме, как в собственном, но при этом почему-то поселяется на чердаке вместе со своим другом. Вскоре с курорта возвращается жена Бидермана, она в ужасе от новых постояльцев, ибо весь город полон слухов о каких-то поджигателях. Но Бидерман упорно твердит: «Надо верить в доброе начало в человеке, а не в злое». Вскоре друзья весь чердак уставили канистрами с бензином, в присутствии хозяина дома отмеряют бикфордов шнур, рассуждая при этом, хватит ли его длины, чтобы успеть убежать после поджога. Подобное обращение с Бидерманом – система Айзенринга: он считает, что люди охотнее всего верят разного рода историйкам и никогда не доверяют правде. И действительно, Бидерман отмахивается от самых очевидных фактов. Более того, он приглашает друзей на ужин, в ходе которого дает им спички, ибо «если бы они действительно были поджигателями, – рассуждает он, – то, конечно, имели бы свои». Получив спички, постояльцы удаляются, а через несколько минут весь город охвачен пламенем.

О чем эта абсурдная история? И кто такой господин Бидерман? В начале пьесы Фриш, выступая в роли Автора, характеризует своего героя как собирательную фигуру тех, кто, «обладая завидным здоровьем, предназначен всегда, после каждой катастрофы относиться к числу переживших ее», тех обывателей, кто полагает, что любой катаклизм минует его, пронесется мимо, кто предпочитает не замечать ничего вокруг себя, надеясь отсидеться в тени. Фриш разоблачает эту позицию «стороны», невмешательства, каждый раз давая понять в своих произведениях, что современный человек живет в таком мире, в котором прожить жизнь подобно улитке не удастся.

В своих романах писатель выступает как исследователь внутреннего состояния человека, его главная забота – поиски того здорового, истинного лица современника, которое скрыто под маской лицедея. Фриш ставит перед собой цель сломать в своих героях марионетку и пробиться к их душе, задерганной, измученной, но настоящей, живой. Сорвать с человека его маску и посмотреть, а что там, внутри – этот процесс можно было бы назвать своего рода рентгеноскопией. Именно так писатель поступает в романе «Homo Faber». Главный герой романа, инженер Фабер, пятидесяти лет от роду, холост, это всегда спокойный, холодный, аккуратный, чуть-чуть циничный, в высшей степени деловой человек. Он – типичный поклонник «века научно-технической революции» и уверен, что машина – совершеннее человека, ибо она «не ведает ни страха, ни надежды, которые только мешают, никаких желаний, она работает согласно чистой логике…» Не случайно и название романа: «человек производящий». Для героя не существует в мире ничего непонятного, случайного, необъяснимого, ибо, как он считает, все можно объяснить и измерить, высчитать и перевести на язык формул. Чистая логика и формула совершеннее всяких чувств, а потому если нужна любовница, то только для физиологии, приятели – для приятного времяпрепровождения. Фабер не читает романов, они ему неинтересны, он ни разу не был в Лувре. Таков герой романа, точнее, он был таким совсем еще недавно, до того, как началось повествование, так как роман – это записки, которые ведет Фабер. Тот факт, что он начал их вести, говорит о том, что с ним случилось нечто такое, что поколебало его прежнюю жизненную позицию. Хотя поначалу герой возражает: «При чем тут предопределение, перст судьбы?» Вот если бы он не сел на этот пароход и не будь этой вынужденной посадки в Тамаулипас, все выглядело бы иначе. «Возможно, Забет была бы жива».

Для Фабера признать существование судьбы или что-то в этом роде означало бы согласиться, что вся его прежняя жизнь была сплошной ошибкой, самообманом. Это означало бы обвинить себя в том, что он, Фабер (пусть того не желая), убил свою дочь Забет, а еще ранее поступил как трус и эгоист с ее матерью Ганной. Ей, полуеврейке, угрожала высылка из Швейцарии в нацистскую Германию, и спасти ее могло только замужество. Но Фабер в последний момент раздумал, к тому же пришло соблазнительное предложение из Штатов, куда он и уехал. Поэтому он не знал, ни что произошло потом с Ганной, ни то, что у него есть дочь. Случайно повстречав ее на пароходе, он вступает с ней в связь…