100 великих оригиналов и чудаков

Во Владимирском соборе «Животворящий Крест чудес и страстей Господних» находился напротив иконостаса, отражая все действия внутри храма. Перед иконами горело множество свечей. Каждая из них отражалась в зеркальцах. Богослужение сопровождалось сиянием, озарявшим храм чудесными бликами.

В канонической композиции Распятия под крестом располагается череп первого человека Адама, чьи грехи искупает Иисус. У Шумаева на этом месте оказывается предстоящий перед киотом человек. Появляется новый смысл: жертва Иисуса искупает грехи предстоящего в данный момент перед крестом.

На многие размышления наводит творение одного из наиболее возвышенных оригиналов — москвича Григория Шумаева. Он выглядит как религиозный фанатик, чудак, сумасброд, потративший многие годы своей жизни на одно лишь произведение, да и то предназначенное не для всеобщего обозрения и восхищения, а для храма, где люди молятся, стараются преодолеть горести и страдания, взывают к Царству Божьему, находящемуся, как сказано было Иисусом Христом, внутри нас.

Но разве Григорий Шумаев растратил свои годы, трудясь над своим произведением? Нет, он их приобретал. Потому что не причудой было его подвижничество, а проявлением глубокой веры в то высшее и светлое, что присутствует не только в окружающем и воображаемом мире, но и в душе человеческой.

Ф. И. Толстой

О нём писали или списывали с него своих героев Жуковский, Пушкин, Грибоедов, Тургенев, Лев Толстой. В «Горе от ума» дана краткая его характеристика устами Репетилова:

Но голова у нас, какой в России нету,
Не надо называть, узнаешь по портрету.
Ночной разбойник, дуэлист.
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку нечист.
Но умный человек не может быть не плутом.
Когда ж о честности высокой говорит,
Каким-то демоном внушаем:
Глаза в крови, лицо горит,
Сам плачет, и мы все рыдаем.

Таков был граф Фёдор Иванович Толстой (1782–1846).

Родился он в Костромской губернии, в родовом поместье генерал-майора Ивана Андреевича Толстого. Военное образование получил в Морском корпусе. Его определили в гвардейский Преображенский полк. Здесь он надолго не задержался: кутила, скандалист, дуэлянт, азартный картёжник, да порой и нечистый на руку… В общем, из молодых, да ранних. Его перевели в Вязьминский гарнизон.

Довелось ему побывать в Новом Свете, после чего получил прозвище Американец. На Камчатку его не ссылали, но среди алеутов он сумел стать «своим». Портрет его в зрелые годы оставил Александр Иванович Герцен:

«Я лично знал Толстого в именно ту эпоху, когда он лишился своей дочери Сарры, необыкновенной девушки, с высоким поэтическим даром. Один взгляд на наружность старика, на его лоб, покрытый седыми кудрями, на его сверкающие глаза и атлетическое тело показывал, сколько энергии и силы было ему дано от природы…»

Надо пояснить. Сарра умерла в 17 лет, через год после смерти Пушкина. Следовательно, речь идёт не о старике — в нашем нынешнем понимании, — а о пожилом человеке, не достигшем шестидесятилетия. Но продолжим цитирование:

«Он развил одни буйные страсти, одни дурные наклонности, и это неудивительно: всему порочному позволяют у нас развиваться долгое время беспрепятственно, а за страсти человеческие посылают в гарнизон или в Сибирь при первом шаге… Он буйствовал, обыгрывал, дрался, уродовал людей, разорял семейства лет двадцать сряду, пока, наконец, был сослан в Сибирь… пробрался через Камчатку в Америку и оттуда выпросил дозволения возвратиться в Россию. Александр его простил — и он, на другой день после приезда, продолжал прежнюю жизнь. Женатый на цыганке, известной своим голосом и принадлежащей к московскому табору, он превратил свой дом в игорный, проводил всё время в оргиях, все ночи за картами, и дикие сцены алчности и пьянства совершались возле колыбели маленькой Сарры. Говорят, что он раз, в доказательство меткости своего глаза, велел жене стать на стол и прострелил ей каблук башмака».

В сравнении с его прочими проделками, эта выглядит невинной шалостью. И хотя сумасбродов в царской России времён крепостничества было немало, Фёдор Толстой выделялся среди них. Точнее, в его характере обычные, в общем-то, черты принимали преувеличенные формы.

«Человек эксцентричный, — писал о нём журналист и беллетрист Фаддей Булгарин, — то есть имел особый характер, выходивший из обыкновенных светских форм, и во всём любил одни крайности. Всё, что делали другие, он делал вдесятеро сильнее. Тогда в моде было молодечество, а граф Толстой довёл его до отчаянности. Он поднимался на воздушном шаре вместе с Гарнером и волонтёром пустился в путешествие вокруг света вместе с Крузенштерном».