С перепугу Ничипоренко сжёг ночью все листы „Колокола“, которые им надлежало распространять. Бенни уехал в Москву, чтобы избавиться от прилипчивого спутника. А тот в Питере пустил слух, что Бенни вовсе не революционер, а правительственный шпион. Затем съездил в Лондон, где произвёл хорошее впечатление на Герцена. При возвращении, боясь полиции, оставил запрещённую литературу на границе. Её передали русской полиции. Ничипоренко арестовали. Он оговорил многих людей, в том числе Бенни и Лескова. Последний, писал Ничипоренко, „имел вредные влияния на мои понятия“.
В Питере Бенни попытался устроить женскую рабочую коммуну; тайно влюбился в одну из коммунарок. В его квартире поселились четыре субъекта, назвавшиеся социалистами. Они не работали, жили на его иждивении, выпивали. Насмехаясь над целомудренным хозяином, пели похабные песни, рассказывали грязные анекдоты, матерились. От нервного стресса на него порой находил столбняк. Когда он заболел, квартиранты растащили многие его вещи; служанка Прасковья едва отбила у них часть тёплого белья.
А заболел Бенни потому, что однажды вечером к нему явилась знакомая дама, разругавшаяся с мужем, и он две ночи провёл на берегу, наблюдая рыбную ловлю и замерзая от сырого холодного ветра. После болезни он, ослабев, не мог работать, страдал от безнадёжной любви, молился и плакал, впал в бедность. За долги его упекли в тюрьму, а затем выслали из страны за политическую неблагонадёжность.
По некоторым сведениям, он поселился в Швейцарии, где вступил в церковный брак с девушкой, которую полюбил в Питере. Писал в английские газеты. Даже прочитав „Мёртвые души“, не разуверился в возможности русской революции. Корреспондентом поехал к гарибальдийцам.
В сражении при Монтане он был в обозе и предложил свою телегу раненым. Пешего и безоружного его настиг французский кавалерист и рубанул саблей, поранив руку. Как пленного его поместили в лазарет без надлежащего ухода. У него началась гангрена. О встрече с ним написала в воспоминаниях Александра Якоби. Он был рад, что может беседовать на русском языке, и надеялся вернуться в Россию. Вскоре его не стало.
В. И. Засулич
Засулич Вера Ивановна (1849–1919) начала свою революционную деятельность в конце 60-х годов в Москве, где познакомилась с членами кружка Н.А. Ишутина. У неё стали складываться социалистические убеждения.
В Петербурге она сблизилась со студенческими народническими кружками. Её приметил С. Нечаев и попытался вовлечь в свою организацию. Засулич согласилась только дать свой адрес для пересылки писем Нечаева из-за границы. Это послужило причиной её ареста в мае 1869 года. Её продержали в тюрьме 2 года, но оснований для привлечения к суду так и не нашли. Её отправляют в административную ссылку в Харьков под надзором полиции.
Решив перейти на нелегальное положение, она вошла в киевский кружок „бунтарей“. Осенью 1877 года, когда большинство членов кружка арестовали, Засулич приехала в Петербург с планами организации освобождения из тюрем ряда политических заключённых. Но она изменила свои планы после того, как по приказу петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова был наказан розгами политический заключённый А. Емельянов (Боголюбов).
24 января 1878 года Вера Засулич пришла на приём к Трепову (он вышел с целой свитой). Когда он подошёл к ней, она вынула револьвер и нажала курок. Осечка! Опять нажала — выстрел! Она бросила револьвер на пол. На неё кинулись охранники, свалили на пол, стали избивать. Перевели в комнату, усадили на стул, связав сзади руки полотенцем. Поставили по бокам двух солдат со штыками на винтовках.
Когда жандармы ушли, один солдат шепнул ей:
— Где это ты стрелять выучилась?
— Невелика наука, — ответила она.
— Училась, да недоучилась, — сказал другой солдат. — Плохо попала-то!
— Не скажи, — возразил первый, — слыхать, хорошо попала, будет ли ещё жив.
Трепов, раненный в живот, выжил. Москвичи его не любили: он позволял себе самоуправство в делах города и был нечист на руку.