Семья Голсуорси выделялась из чопорного поздневикторианского общества свободными и широкими взглядами. Отец писателя, будучи юристом, это же поприще предназначал и для сына, мечтая видеть его адвокатом. Джон Голсуорси действительно окончил Оксфордский университет, специализируясь по мореходному праву, однако юридической практикой заниматься не стал, предпочтя ей литературу. Писать он начал под влиянием Джона Рескина, сочувствуя его идее романтического протеста против буржуазной морали.
Период первых литературных опытов и неудач наконец завершился в 1904 году серьезным романом «Острова фарисеев», который открыл целую серию его социально-бытовых эпопей.
Современники считали Голсуорси баловнем судьбы, что случается крайне редко в жизни литераторов, — он был состоятельным человеком и мог заниматься тем делом, к которому влекла душа, однако благополучие не сделало его ни снобом, ни узко сословным писателем. Сочувственный интерес к обиженным и обездоленным, соприкосновение, по его словам, «с миром теней, движущихся в узких переулках и живущих как Бог послал», позволили Голсуорси отразить жизнь во всем разнообразии судеб и человеческих типажей.
Всемирную известность и Нобелевскую премию (1932) Джону Голсуорси принесли две трилогии: «Сага о Форсайтах» (1922) и ее продолжение «Современная комедия» (1928), в которых он воссоздал нравы и психологию своего класса. Сам писатель главную тему «Саги» определил как «набеги Красоты и посягательства Свободы на мир собственников».
Первотолчком для этого монументального цикла послужила ранняя новелла «Спасение Форсайта», в которой Голсуорси заявил себя мастером психологически тонкой и лаконичной прозы. Прославившись сначала как романист и драматург (пьесы «Чудак», «Мимолетная греза» и др.), он, тем не менее, на протяжении всей своей творческой жизни возвращался к произведениям малого жанра — новеллам, рассказам, небольшим повестям. Здесь источником вдохновения явились два его любимых писателя. «Я в большом долгу перед Тургеневым, — писал Голсуорси. — У него и у Мопассана я проходил духовное ученичество, которое проходит каждый молодой писатель у того или иного старого мастера, влекомый к нему каким-то внутренним сродством». У Голсуорси так же, как и у Тургенева, романы всегда появлялись в обрамлении рассказов и повестей.
Ивану Тургеневу Джон Голсуорси обязан и своим интересом к русскому и — шире — славянскому миру. С удивительным пониманием иной национальной психологии английский писатель изобразил русскую дворянскую семью Ростаковых в новелле «Санта-Лючия», которая считается одним из его шедевров, а также польку Ванду в рассказе «Первые и последние».
Опоэтизированная тема любви — ведущий мотив всего творчества Джона Голсуорси. Его биограф Кэтрин Дюпре, как и многие другие критики, склонна была видеть в этом отражение реальной любовной истории писателя. Единственной избранницей Голсуорси стала Ада Голсуорси, в период их знакомства — жена его двоюродного брата Артура. Ада была несчастлива в браке, и чувство сострадания у писателя вскоре переросло в более нежное. Любовь оказалась взаимной, но мучительной на долгие девять лет, поскольку узы брака в Англии того времени считались неприкосновенными. Лишь после кончины Джона Голсуорси-старшего Ада отважилась на развод и соединилась с возлюбленным. С тех пор они не расставались.
Союз этот оказался и творческим. Ада обладала незаурядной музыкальной одаренностью. По признанию Голсуорси, лучше всего ему работалось под аккомпанемент ее игры на рояле. Не случайно в его произведениях так много сюжетов, связанных с музыкой. Кроме того, Ада положила на музыку его девонширские (девонские) песни, а также стала соавтором писателя при создании английского либретто оперы Ж. Бизе «Кармен».
Свою благодарность судьбе за эту встречу Голсуорси выразил в посвящении ей самого знаменитого своего произведения — «Саги о Форсайтах»: «…той, без чьей поддержки, сочувствия и критики я не смог бы стать даже таким писателем, каким я являюсь».
Максим Горький
(1868–1936)
Первая русская эмиграция, с легкой руки Георгия Адамовича, и не без основания, называла Максима Горького иконоборцем, ставшим советской иконой. Теперь мы стали иконоборцами — с бесноватостью горьковских буревестников скидываем Горького «с корабля современности». Сегодня в нашей критике он, пожалуй, самый непопулярный из классиков.
В чем только не обвиняют основателя социалистического реализма и Союза писателей его члены! Даже короткая прогулка по страницам нашей периодики последних лет вызывает некий «инфернальный озноб». Вот несколько наиболее характерных положений (без указания авторов, поскольку это общая тенденция, «мода» конца XX века, как в начале века была «мода на Горького»).