100 великих путешественников

Послам халифа в стране башкир делать было нечего, а поэтому они поспешно ехали дальше, к своей конечной цели. Интересно отметить, что в районе Самарской Луки, между рекой Моча и Большим Черемшаном, посольство, по-видимому, старалось держаться подальше от Волги, так как здесь в устьях Самары, вероятно, господствовали хазары. Возможно, впрочем, что оно избегало затопленного весной низкого берега Волги с его болотами. Далее же путь послов шел ближе к берегу.

Наконец, посольство халифа прибыло в "страну славян". Здесь-то и находилось государство булгар. Во главе его стоял царь булгар, или царь "славян", претендовавший на абсолютную власть. Он восседал на троне, покрытом византийской парчой, в его присутствии все, "мал и велик", включая его сыновей и братьев, обязательно снимают шапки и принимают почтительную позу. Рядом с главным царем имеются цари-князья. Однако эти князья, по крайней мере, четверо из них, "находятся у него под рукой", т. е. в подчинении, или "в повиновении". По его приказу они выезжают встречать посольство, присутствуют на аудиенции царя и поддерживают его во всех мероприятиях. Царя окружает знать: "предводители", "знатные лица из жителей его государства".

Соответственно своему положению, царь получал подать - "с каждого дома шкуру соболя", обязательные подношения с каждого свадебного пиршества, десятую часть привозимых товаров и часть добычи военного отряда, в походе которого он сам лично не принимал участия. Царь, очевидно, уже не созывал народных собраний для решения дел, а в лучшем случае совещался с наиболее влиятельными лицами из знати.

Итак, 12 мая 922 года, через 70 дней после отъезда из Джурждании, посольство прибыло к царю булгар.

Когда до ставки царя булгар оставалось расстояние в одни сутки пути, посольство встретили четыре подвластных Алмушу-элтабару князя, а также его братья и сыновья. "Они встретили нас, - пишет ибн Фадлан, - держа в руках хлеб, мясо, просо, и поехали вместе с нами. Сам царь встретил нас на расстоянии двух фарсахов (12 километров) от своей ставки. Увидев нас, он сошел с лошади и пал ниц, поклоняясь и благодаря великого и могучего Аллаха". Так посольство после стольких трудностей пути наконец-то достигло своей конечной цели. В последующие три-четыре дня в ставку Алмуша-элтабара с разных сторон Булгарии "собрались князья его земли, предводители и жители страны, чтобы слушать всенародно чтение письма повелителя правоверных".

И вот настал самый ответственный момент путешествия - торжественное оглашение письма халифа. Для этого были развернуты два привезенных знамени, оседлана присланная в подарок лошадь, самого Алмуша-элтабара одели в савад - черную одежду высших сановников двора повелителя правоверных, на голову ему надели чалму. После этого ибн Фадлан, ответственный за проведение церемонии, достал письмо халифа и начал его медленно читать, и Алмуш-элтабар слушал его стоя. "Переводчик, не переставая, переводил письмо буква в букву. Когда же мы закончили чтение, они дружно воскликнули "Велик Аллах!" таким криком, от которого задрожала земля", - пишет об этом событии ибн Фадлан. Этим актом Булгария официально признала ислам государственной религией и тем самым стала частью мусульманского мира.

Однако 19 мая, в воскресенье, "когда прошло три дня после прочтения письма и вручение подарков", царь вызвал к себе ибн Фадлана, бросил перед ним письма халифа и визира и устроил бурную сцену по поводу недоставленных 4000 динаров. Он требовал эти деньги с ибн Фадлана, как единственного ответственного лица в посольстве.

В результате такой перемены в настроении царя авторитет халифского посольства был поколеблен. Однако, не желая окончательно порывать с халифом, Царь в дальнейшем оказывает особое внимание ибн Фадлану и называет его "Абу-Бекр Правдивый".

Уже значительно позднее царь в разговоре с ибн Фадланом утверждал, что деньги халифа, как таковые, были ему, собственно, не нужны, так как для постройки крепости у него самого было достаточно серебра и золота. Он хотел лишь получить благословение от денег повелителя правоверных, потому что средства Халифа "берутся из дозволенных (религиозным законом) источников". Эти слова имели не только дипломатическое значение, но выражали действительное "магическое" представление царя о халифе. В другом месте царь выражает свой страх перед проклятием халифа.