100 великих русских эмигрантов

После вялой попытки основать в США образцовую русскую колонию и четырех лет скитаний по Европе в качестве домашнего учителя Печерин наконец осел в Бельгии, где принял католичество. О том, что привело его к этому шагу, эмигрант вспоминал затем так: «Странные у людей понятия о так называемом обращении в католическую веру. Восприимчивость пылкой юности — проповедь — католический священник — все это вздор! Оно вовсе не так было. Никакой католический священник не сказал мне ни слова и не имел на меня ни малейшего влияния! Мое обращение началось очень рано: от первых лучей разума, на родной почве, на Руси, в глуши, в русской армии. Зрелище неправосудия и ужасной бессовестности во всех отраслях русского быта — вот первая проповедь, которая сильно на меня подействовала… Католическая вера явилась гораздо позже. Она была лишь необходимое заключение долгого логического процесса, или, лучше сказать, она была для меня последним убежищем».

15 июля 1840 г. в бельгийском городе Сен-Тронд новоиспеченный католик вступил в монашеский орден редемптористов. Орден был основан в 1732 г., занимался в основном проповеднической деятельностью и благотворительностью. Родителям Печерин послал такое письмо: «Дражайшие родители! Судьбы Всевышнего неисповедимы. Через тысячи заблуждений и тысячи бедствий десница Его привела меня к познанию единой, истинной католической веры, которую я ныне исповедую и буду исповедовать до конца моей жизни. Горняя благодать осенила меня и внушила мне твердое намерение отречься навсегда от мира и в иноческой келье загладить слезами покаяния все мои заблуждения»

Дальнейшая жизнь Печерина была подчинена строгой монашеской дисциплине. Сменявшие друг друга дни были похожи один на другой: в половине пятого утра — подъем и до вечера молитвы, работа в храме и изучение богословских текстов. В 1848 г. Печерина достигло известие о том, что он лишен российского гражданства. Наверняка эта весть только порадовала его…

После нескольких лет жизни в бельгийских, голландских и французских монастырях Печерин получил перевод в Великобританию, точнее, в ее глухую провинцию — Ирландию. Там священник вскоре приобрел славу одного из самых популярных проповедников. «Небольшого роста, очень пожилой священник в граненой шапке. Лицо его было старо, старше лет, видно было, что под этими морщинами много прошло, умерло, оставив только свои надгробные следы в чертах» — так описывал А. И. Герцен 46-летнего Печерина в апреле 1853 г.

Общего языка два русских эмигранта не нашли (Герцен предлагал Печерину опубликовать его юношескую поэму, от чего тот отказался), но начали переписку. В своих посланиях Герцену Печерин жаловался на то, что в современном мире некуда «бежать от тиранства современной материальной цивилизации, где найти убежище от тиранства материи, которая больше и больше овладевает всем?». В его представлении таким воплощением «материальной цивилизации» была Россия — мрачный «Некрополис», «Город мертвых», у которого нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.

В 1861 г. Печерин принял решение выйти из ордена редемптористов. Получив на это разрешение от папы римского, священник 8 декабря 1861 г. вступил в орден траппистов, однако его суровые законы (трапписты встают в два часа ночи, все время проводят в молитве и физическом труде, дают обет молчания) отразились на слабом здоровье Печерина не лучшим образом. Через месяц он покинул общину и получил назначение капелланом в одну из дублинских больниц. На этой должности Печерин провел 23 года.

В Дублине священник поселился в маленьком доме на Доминик-стрит. Ежедневно рано утром он шел в больницу, где служил мессу, беседовал с больными, причащал отходящих в мир иной. В свободное время изучал языки — арабский, санскрит и персидский, штудировал богословские труды, гулял по саду в сопровождении большой черной собаки. Знавшие Печерина в эти годы запомнили смиренного, кроткого, никому не отказывавшего в помощи пастыря, в котором уже ничто не напоминало экзальтированного юнца, сжигаемого честолюбивыми мечтами. Только на страницах воспоминаний, написанных чудесным, энергичным русским языком и адресованных неведомому «юноше ХХ века», оживал терзаемый грандиозными замыслами молодой Печерин…

Подводя итоги жизни, Печерин писал: «Я разыгрывал всевозможные роли — был республиканцем школы Ламеннэ, сен-симонистом, коммунистом, миссионером-проповедником, теперь, вероятно, я вступил в последнюю роль: она лучше из всех и наиболее близка к идеалу: я разделяю труды сестер милосердия и вместе с ними служу страждущему человечеству в больнице». В старости Печерин часто вспоминал Россию, завещал свой архив Московскому университету. «Как бы мне хотелось оставить по себе хоть какую-нибудь память на земле русской! — хоть одну печатную страницу, заявляющую о существовании некоего Владимира Сергеевича Печерина, — восклицал он. — Эта печатная страница была бы надгробным камнем, гласящим: здесь лежит ум и сердце В. С. Печерина».