Борьба на политической арене страны шла главным образом вокруг двух пунктов. Первый – общий сценарий развития перестройки. Будет ли это постепенное врастание сложившихся структур управления в рыночное хозяйство и введение государственно-бюрократического капитализма «сверху»? Или же, напротив, ликвидация этих структур и стихийное формирование капитализма «снизу»?
Второй узловой момент: поскольку реформы требуют заведомо непопулярных мер, то ответственность за их принятие и все связанные с ними издержки возлагаются, как правило, на политических противников. Чаще всего в роли «козла отпущения» выступал центр. Это проявлялось, например, в ходе политического скандала, который разразился в Верховном Совете России, когда союзное правительство обнародовало решение о введении договорных цен на ряд товаров (в ноябре 1990 года). А между тем это решение было согласовано и с Б.Н. Ельциным, и с И.С. Силаевым.
К концу 1990 г. установилась патовая ситуация: ни коммунисты-реформаторы, ни либералы уже не могли, каждые в отдельности, добиться позитивных сдвигов в экономике, политике, социальной сфере. Главное – они не в состоянии были поодиночке противостоять угрозе всеобщей анархии. Первые – потому что в значительной степени утратили поддержку народа, вторые – потому что после своих первых побед успели подрастерять многих своих приверженцев.
Понимание необходимости политического компромисса наблюдалось как в одном, так и в другом лагере. Коммунисты-реформаторы (и даже коммунисты-консерваторы в лице ЦК КП РСФСР) в своих документах второй половины 1990 г. призывали к гражданскому согласию, выражали готовность создать не просто блок сил «социалистической ориентации», но пойти на союз со всеми демократическими партиями и движениями. Их оппоненты, хлебнув лиха в решении практических вопросов, с которыми они столкнулись, придя к власти на местном, а кое-где и на республиканском уровне, похоже, также были внутренне готовы к сотрудничеству. Идея компромисса с частью аппарата и центром и создания сильной исполнительной власти – таков, например, лейтмотив декабрьской программной статьи Г.Х. Попова, озаглавленной не без претензии: «Что делать?». Идея гражданского согласия путем приостановки действия или полного роспуска всех политических партий стала к концу 1990 г. популярной и замелькала на разных флангах либерально-демократического движения. Об этом говорили и А.А. Собчак, и лидер Либерально-демократической партии России В.В. Жириновский. Либералы, по всей видимости, поняли, что их время истекает, так и не начавшись.
Роза политических ветров перестройки изменилась в очередной раз. Разразился острейший кризис сложившейся политической системы. Провозгласив лозунг «Вся власть – Советам!», реформаторы даже не задумывались над тем, что Советы, которые перестали быть «приводными ремнями» КПСС, не в состоянии организовать нормальный процесс политического развития. Пресса КПСС остро критиковала «некомпетентных демократов», не умеющих наладить работу тех Советов, в которых им принадлежит большинство. «Некомпетентные демократы» кивали на «саботаж» со стороны прежней правящей касты – аппарата исполнительной власти, мафиозных структур. Однако суть дела глубже. Политический кризис конца 1990 года – результат не столько некомпетентности или саботажа, сколько отжившего типа государственности.
1990 г. ознаменовался односторонним решением некоторых союзных республик (в первую очередь прибалтийских) о самоопределении и создании независимых национальных государств.
Попытки союзного центра экономическими мерами воздействовать на эти решения в конечном счете не имели успеха. По стране прокатилась волна провозглашения суверенитетов союзных республик, избрания в них своих президентов, введения новых названий. Республики стремились избавиться от диктата центра, объявив о своей независимости.
Реальная опасность неуправляемого распада СССР, грозящая непредсказуемыми последствиями, заставляла центр и республики искать путь к компромиссам и соглашениям. Идея заключения нового Союзного договора была выдвинута народными фронтами Прибалтики еще в 1988 г. Но до середины 1989 г. она не находила поддержки ни у политического руководства страны, ни у народных депутатов, еще не освободившихся от пережитков имперских настроений. В то время многим казалось, что договор – не главное. Окончательно центр «дозрел» до осознания важности Союзного договора лишь после того, как «парад суверенитетов» до неузнаваемости изменил Союз, когда центробежные тенденции набрали силу.
Нельзя не упомянуть о путче в 1991 г., поскольку он ускорил процесс развала СССР. После путча СССР прекратил фактически свое существование.