Вместе с постройкой «хором» со всеми «причудами» того времени шла работа по возведению плотин, которыми были запружены речки, образовавшие огромное озеро около 30 вёрст в окружности, и чугунолитейного завода.
Впрочем, своим заводам Андрей Баташёв со временем уделял всё меньше внимания, найдя, судя по всему, другие источники богатства. Всё огромное поместье с заводом и плотиной было закончено меньше чем через два года, и тут-то и начался период деятельности хозяина «Орлиного гнезда», который сразу вызвал удивление и страх всей округи и породил массу слухов, не проверенных, но и не опровергнутых по сей день.
Как-то вечером несколько сот рабочих были вызваны к «самому» в громадный зал «хором». Что им говорил Баташёв, не знает никто, кроме напутственных слов, сказанных уже на крыльце: «Коли волю мою будете выполнять усердно, — всем награда на весь ваш век, но ежели кто-нибудь слово проронит, хоть во сне, или попу „на духу“ — то сделаю, что покойники в гробах перевернутся!»
На следующий день рабочие были разделены на две партии, одна из которых с наступлением ночи исчезла за чугунными воротами барской усадьбы и вышла из них только через сутки, когда ей на смену вошла луда вторая партия. Так продолжалось каждый день. Рабочих этих никто ни о чём не смел спрашивать — слишком трепетали все перед грозным владыкою. Стало известно только, что каждую ночь с барского двора тянутся целые обозы с землёй, которую ссыпают к озеру, а туда ввозят тёсаный камень, болты да двери железные — «точно другую усадьбу строить собираются», хотя вся постройка была уже как будто закончена. Чугунные ворота день и ночь охранялись стражей (Баташёву удалось получить разрешение властей иметь своих «егерей числом в 800»), и ничей любопытный глаз не мог проникнуть за стены усадьбы без воли властелина.
Днём там в общем-то всё носило обыденный характер, и только с наступлением темноты начиналась кипучая загадочная деятельность, продолжавшаяся почти год. Конечно, и тогда многие в округе догадывались, что «новоиспечённый вельможа» под землёй «другие хоромы строит», но где ход в эти таинственные постройки, для чего они делаются — никто почти не знал даже из живших в усадьбе.
Как только началась эта таинственная ночная жизнь, было отдано строжайшее приказание всем живущим за стенами «феодальной крепости» — с наступлением темноты запираться в своих помещениях и не сметь отворять ни окна, ни двери до тех пор, пока утром не зазвонит колокол, повешенный над чугунными воротами усадьбы. Только несколько человек «отборных» опричников целыми ночами стояли в карауле, охраняя тайну своего повелителя.
В одну из своих частых поездок в Петербург он поступил в масонскую ложу, где состояли членами чуть ли не все аристократы того времени, и этим завязал знакомство и дружбу с массой влиятельных лиц столицы, которые всё чаще стали превозносить ум и щедрость нового вельможи, а некоторые приезжали даже отдохнуть от дел правления государственного в дальнее поместье масона-помещика, где пиры и гулянья длились, бывало, по несколько дней. Но мало кто задавался вопросом — откуда берётся та масса червонцев, которые рекой текли из рук щедрого вельможи?
Дворовые да заводские рабочие знали лишь, что за барской усадьбой выстроена целая слобода для трёхсот рабочих, которых барин привёз откуда-то со стороны. При этом было одно странное обстоятельство: дома ли, в кабаке, на гулянье их можно было видеть только 150 человек, остальная же половина всегда отсутствовала. Заметили лишь то, что ровно в полночь 150 человек этих таинственных рабочих отправлялись к одной из башен, помешавшейся в задней стене парка, и исчезали за её дверями, а оттуда выходила другая половина и безмолвно рассыпалась по своим домикам. Долгое время напрасно старались допытаться от кого-нибудь из этих рабочих — куда они ходят по ночам и что делают, но и от пьяных даже получали один ответ: мол, своя голова ещё не надоела, а «с вашим барином шутки плохи». Некоторые вообще отвечали угрозой «доложить самому» об излишнем любопытстве дворовых, после чего всякие расспросы прекратились.