Мэджик разработал свой свободный стиль еще в команде Мичигана. Оценив быстрым взглядом перспективы каждого из партнеров по команде, Джонсон раздавал пасы, словно официант блюда. Некоторые из них были точны и отрывисты как телеграмма; другие происходили как бы независимо от сознания, они возникали из ниоткуда, с присущей Мэджику скрытностью – пролетая над головой, выпрыгивая из-за спины, неведомым образом просачивались сквозь лес поднятых рук. И все они были посланы рукой мастера.
Тренер Мичиганского университета Джад Хиткоут поощрял его в этом. «Его не волновало, каким именно образом я отправил мяч своему партнеру по команде, раз тот получал его, – говорил Джонсон. – Из-за спины, над головой – какая разница. Но я был обязан переправить мяч, в противном случае меня ждали неприятности».
Но Мэджик Джонсон не только изобрел себя самого, выступая за Мичиганский университет, он заново изобрел и игру центрового, преобразив самое уравнение игры и определение его функций. До того как он появился на сцене, центровой представлял собой самого большого игрока команды – и в прямом, и в переносном смысле. Но с появлением Мэджика упор стал делаться на игру в пас. И впервые квартербеком баскетбольной команды стал высокий человек – в Мэджике было 208 сантиметров. Джонсон, начинавший свою карьеру в качестве форварда и перешедший в оборону потому, что его умение играть в защите – читай играть в пас – было нужно команде, на свое счастье пользовался поддержкой тренеров. Полной поддержкой. И поступив так, они изменили лицо баскетбола – как и улыбчивое лицо парня, умевшего отправить мяч куда угодно.
«Лос-Анджелес Лейкерс», получив право первого выбора в драфте НБА того года, благодаря обмену с «Юта Джазз», потратили это право на выбор этого игрока, отчасти механика, отчасти волшебника, но игрока с большой буквы, справедливо полагая, что его таланты и высокооктановый мотор сделают «Лейкерс» чемпионом.
В предсезонном тренировочном лагере ветераны «Лейкерс» с любопытством поглядывали на новичка, носившегося по баскетбольной площадке как ошалелый заяц, «нервного и перепуганного от усердия». Хлеставшая из парня энергия превращала его в некое подобие взволнованного оленя, каковое имя он и получил, став для начала Баком, а не Мэджиком. Но Мэджик или Бак, какая в том разница, поскольку Джонсон электризовал всю команду, передавая мяч партнерам, раздавая пасы, как написал один из журналистов, «с бескорыстностью раннехристианского мученика», забрасывая из прыжка прямые мячи в корзину, – под стук мяча в дриблинге и под улыбку, достойную кинозвезды.
Чары Джонсона работали, и «Лейкерс» – финишировавшие в предыдущем году при 47:35, а затем проигравшие в полуфинальном круге плей-офф, победили в чемпионате НБА 1979/80 года благодаря, как вы уже догадались, Мэджику, расшевелившему команду и названному «самым полезным игроком плей-офф».
Но Джонсон принес с собой в НБА не только свое мастерство, но и нечто менее материальное, но более важное. Дело в том, что в то время, когда Мэджик появился в лиге, НБА самым серьезным образом нуждалось в носителе харизмы. Достижения ее многочисленных звезд производили впечатление куда большее, чем их личное обаяние. Лица их были столь же неподвижны, как и каменные черты президентов на горе Рашмор, их общение с прессой и публикой было едва ли более выразительным. И тут явился Мэджик, наслаждавшийся вниманием прессы в той же мере, как прочие считали его докукой, и отпускавший улыбки столь же широкие, как и Джон Смит, увидевший перед собой Покахонтас. Пресса его любила.
Публика тоже. И особенно та, что собирается в лос-анджелесском «Форуме», где знаменитости чествуют знаменитостей. С каждым невероятным пасом, с каждым искусным нырком, с каждым метким броском, с каждой радостной улыбкой, демонстрирующей, что «представление началось», «Форум» все больше и больше подпадал под его очарование, добавив имя «Мэджик» к списку лос-анджелесских знаменитостей. Волшебный цирк Джонсона разъезжал по стране, и к общему хору присоединялись восхищенные голоса болельщиков из других городов НБА.
Последующие одиннадцать лет Мэджик продолжал свою веселую жизнь, а лига в знак признательности осыпала его всеми почестями и подарками: в том числе званием самого ценного игрока (три раза), лучшего игрока плей-офф (три раза), попаданием в сборную НБА всех времен (девять раз), и так далее, и так далее вплоть до приза игроку, первым введшему в баскетбольный жаргон словосочетание «двойной триплет».
А потом все вдруг закончилось – 7 ноября 1991 года. На созванной «Лейкерс» пресс-конференции сотни журналистов и не меньшее количество доброжелателей, глотая слезы, узнали от Мэджика, что его анализы выявили положительную реакцию на СПИД. «Жизнь продолжается, и я намереваюсь жить счастливо», – сказал он, блеснув своей заразительной, так сказать волшебной, улыбкой.