В день встречи Джесси сумел с трудом погрузить свое измученное болью тело в древнюю колымагу, которой предстояло отвезти его плоть на Ферри Филд, Энн-Арбор. Старый автомобиль плюхал по ухабам, и Оуэнс ощущал всю дорогу колющую боль в спине, бедрах, коленях и почти во всех прочих частях тела. Наконец машина добралась до места назначения, и Оуэнс со значительными усилиями распрямился и похромал к беговой дорожке. Однако боль была настолько сильна, что он не сумел как следует размяться и усомнился не только в том, что сможет показать хороший результат, но и в том, что вообще сумеет участвовать в соревнованиях.
Однако дух одержал победу над плотью, и Оуэнс заставил себя забыть обо всех болячках, сконцентрировавшись на том, что было действительно важно: на соревнованиях. «Я сгибался на старте, преодолевая боль, – вспоминал он годы спустя, – но когда стартер сказал: "Приготовиться", вся боль исчезла». И он принял участие в спринте, барьерном беге и прыжках, установив пять-шесть мировых рекордов менее чем за час.
Возможно, величайшим его достижением стал прыжок в длину. Когда боль в спине сделалась непереносимой, Оуэнс и его тренер Снайдер согласно решили, что чрезвычайность ситуации диктует свои собственные правила и что Оуэнс совершит всего лишь один прыжок – без разминки, без приготовлений, без ничего – всего лишь один прыжок. А потому, сняв повязку, поместили ее в яме для прыжков – на 26-футовой отметке. Полагая, что если уж делать, так делать сразу, Оуэнс помчался по дорожке, взлетел над толчковой доской и взмыл в воздух – едва ли не к синему небу Энн-Арбор и облачку в нем, а потом опустился в восьми с половиной дюймах позади повязки. Так был установлен новый мировой рекорд, продержавшийся четверть столетия, дольше, чем любой другой мировой рекорд в легкой атлетике.
Героическая борьба Оуэнса с болью и лучшими атлетами своего времени немедленно сделала его знаменитым, национальным героем. Теперь ему оставалось подождать всего один год, до Олимпийских игр в Берлине, чтобы стать героем интернациональным.
Ненависть утратила свою невинность задолго до 1936 года. Тем не менее полностью и во всей своей уродливой красе она расцвела лишь на Берлинской Олимпиаде того года. С тех пор как барон де Кубертен возродил современные Игры в 1896-м, Олимпиады стали витриной любительской атлетики. Теперь им предстояло стать средством демонстрации превосходства арийцев и коричневорубашечников Адольфа Гитлера над всеми остальными. Фюрер вещал о расе господ, чередуя свои высказывания со снисходительными улыбками в адрес обделенных подобными достоинствами смертных и пренебрежительными репликами в адрес американских, так называемых черных вспомогательных сил.
Однако всего за шесть дней Джесси Оуэнс полностью опроверг подобное мнение. Для начала он выступил в четырнадцати предварительных соревнованиях, проведя по четыре забега на дистанциях 100 и 200 метров и совершив шесть предварительных прыжков, при этом девять раз побив и два раза повторив олимпийские рекорды. Потом в соревновании за олимпийское золото Оуэнс победил на дистанциях 100 и 200 метров и в прыжках в длину и разделил еще одно золото, пробежав первый этап в 400-метровой эстафете. Подобных успехов на Олимпиадах до него добивались только Джим Торп и Пааво Нурми.
Стотысячная толпа, заполнившая имперскую спортивную арену в Берлине, была сперва ошеломлена подобными выступлениями человека, принадлежавшего к низшей расе. А потом, после некоторой странной неловкости, она разразилась громогласными криками, которые можно приблизительно передать следующим образом: «Йес-сей, йес-сей, йес-сей… Ов-еннс». Не принял участия в приветствиях только Адольф Гитлер, соблюдая вежливость, но, тем не менее якобы не заметив существования «чернокожего подручного», он оставил ложу перед церемонией награждения.
«Черт, я совсем не думал о Гитлере, – вспоминал позже Оуэнс в этот момент. – Ты соревнуешься с самыми быстрыми парнями в мире. И даже после забега ты не обращаешь внимания на трибуны. Хочется бежать и бежать».
Но знатоки спорта и в Берлине, и во всем мире теперь видели в Оуэнсе выдающегося атлета. И как участник четырех Олимпиад он мог смотреть свысока на весь спортивный мир.
УИЛТ ЧЕМБЕРЛЕН
Еще не доросший до корзины молокосос ростом шесть футов одиннадцать дюймов, известный под кличками «Большой Ковш» и «Уилт Ходуля», которые он ненавидел, набрал 2250 очков за три года выступлений за среднюю школу «Филадельфия Овербрук», имея в среднем за игру феноменальные 37 очков. И в течение этих лет он стал видной персоной – как на спортивной площадке, так и вне ее.