17 мая 1606 года в Москве был убит человек, называвший себя сыном царя Ивана Грозного, признанный своей матерью, боярами и народом и ставший русским царем. Позже та же мать и те же бояре отреклись от него и стали называть его уже не царским сыном, а расстригой и еретиком Гришкой Отрепьевым. Когда они были искренни? Когда целовали пыльные сапоги «царского сына» и ползали перед ним на коленях, ища милостей, или когда, не получив желаемых милостей, пинали обезображенный труп «расстриги» и публично плевали на него?
Кем был на самом деле этот человек, навсегда осталось загадкой. Официальная историография, путаясь в противоречиях, склонна считать его беглым монахом из галицких дворян Григорием Отрепьевым.
Следственное дело об «убиении царевича Дмитрия» никак не может иметь значение достоверного источника, поскольку производивший следствие князь Василий Иванович Шуйский, ставший впоследствии царем Василием IV, дважды отрекался от тех выводов, которые сделало следствие под его руководством, и дважды обличал самого себя в неправильном производстве этого следствия.
Первый раз он признал самозванца настоящим Дмитрием, тем самым перечеркнув даже сам факт смерти царевича, в другой раз, уже низвергнув и погубив названого Дмитрия, он заявлял, что настоящий Дмитрий был убит по повелению Бориса Годунова, а не убил сам себя в припадке падучей, как гласили выводы следственного дела. Несомненно, что Шуйский знал истину лучше, чем кто бы то ни было, но какое из трех его показаний - правда, а какие два - ложь?
Итак, «три версии Шуйского» легли в основу дальнейших исторических изысканий о личности царя Дмитрия Ивановича, и все историки последующего времени уже строили свои исследования, выбирая удобную для себя версию, основываясь при этом на собственных взглядах и пристрастиях или откровенно путаясь во всех трех версиях.
«Вопрос о смерти царевича Димитрия и о виновности Бориса Годунова в этой смерти сдавался не раз в архив нерешенным, и снова добывался оттуда охотниками решить его в пользу Бориса. Никому этого не удалось…» - писал Н. И. Костомаров.
… Сын Ивана Грозного и Марии Федоровны Нагой (это был седьмой брак царя, заключенный без церковного разрешения) родился в Москве 19 октября 1583 года. Первым именем его было Уар, в честь святого мученика Уара, чья память отмечается православной церковью 19 октября. При крещении младенец был наречен Дмитрием.
Полгода спустя Иван Грозный скончался. В своих предсмертных распоряжениях он завещал Дмитрию и его матери в удел город Углич и вверил воспитание царевича своему любимцу - боярину Богдану Яковлевичу Вольскому.
Хитрого Вольского в боярском кругу не любили и всерьез опасались, как бы ловкий интриган в союзе с родственниками царевича. Нагими, не попытался затеять смуту, объявив Дмитрия наследником Ивана Грозного. Поэтому уже в первую же ночь после смерти царя царицу-вдову с юным царевичем, ее отца, братьев и ближайших родственников в сопровождении многочисленных стольников, стряпчих, слуг и почетного стрелецкого конвоя торжественно отправили в Углич - фактически в ссылку.
Но царевич продолжал оставаться постоянным фактором российской внутренней политики, не считаться с которым было нельзя. Потомства у правящего царя Федора не было, и вопрос престолонаследия не без основания беспокоил умы. В Москве было несколько весьма и весьма честолюбивых личностей, которые в тайных своих думах мысленно уже примеряли на себя заветную шапку Мономаха. И одной из таких личностей был энергичный ближний боярин царя Борис Годунов.
А меж тем в Угличе подрастал последний Рюрикович. О подлинных чертах характера юного царевича мы, вероятно, никогда не узнаем, так как Москва, не видя и не зная Дмитрия, могла судить о нем только по слухам, иногда целенаправленно распускаемым сторонниками той или иной боярской партии. С одной стороны, говорили, что, уже будучи шести или семи лет от роду, мальчик являлся точным подобием своего отца-изувера: любит мучить и убивать животных, любит кровь и садистские забавы. Утверждали, что однажды зимой, играя с детьми, Дмитрий приказал вылепить из снега двадцать человеческих фигур, назвал каждую по имени одного из первых бояр и с наслаждением рубил эти фигуры саблей, причем «Борису Годунову» он отсек голову, другим - руки и ноги, говоря при этом: «Вот так вам всем будет в мое царствование!» Это, конечно, очевидная глупость, и очень странно, что ее иногда всерьез воспринимают до сих пор. Совсем не верится в возможность проявления такой умозрительной ненависти у шестилетнего ребенка к людям, которых он не только никогда не знал, но даже никогда не видел, да и вряд ли юный Дмитрий, живя в Угличе, мог знать по именам московских бояр.
Противоположные слухи рисовали Дмитрия как «отрока державного». Говорили, что юный царевич показывает ум и свойства, достойные государя. Как бы то ни было, несомненно важным кажется одно: в Москве никто, абсолютно никто не знал царевича Дмитрия и не мог сказать о нем ничего достоверного.