Сибирь повидала много всякого народу. Бродяг, родства не помнящих, тут побывало великое множество. Но этот был особенный. Его редкие качества вызывали всеобщее внимание, и популярность Федора Кузьмича была необыкновенной.
Жил он скромно и неприхотливо. Костюм его состоял из грубой холщовой рубахи, подпоясанной ремешком, таких же штанов, обыкновенных кожаных туфель. Иногда поверх рубахи надевал длинный темно-синий суконный халат, зимой носил сибирскую доху. Федор Кузьмич отличался аккуратностью, одежда его всегда была чистой, в жилище своем не выносил никакого беспорядка. У себя он принимал всех приходящих к нему за советами и редко кому отказывал в приеме. Среди его новых знакомых были Макарий, епископ Томский и Барнаульский, и Афанасий, епископ Иркутский.
Почему-то все были убеждены, что загадочный старец - «из архиереев». Но однажды в селе Краснореченском произошел случай, давший пищу для толков. Отставной солдат Оленьев, увидев подходившего Федора Кузьмича, спросил у крестьян: «Кто это?» И, бросившись в избу вперед старца с криком: «Это же царь наш, батюшка Александр Павлович!» - отдал ему честь по-военному.
«Мне не следует воздавать воинские почести. Я бродяга, - сказал старец. -Тебя за это возьмут в острог».
В 1857 году старец познакомился с состоятельным томским купцом С. Ф. Хромовым, который предложил ему переехать в Томск, где специально для него выстроил в четырех верстах от города келью. 31 октября 1858 года старец распростился с Зерцалами, где прожил более двадцати лет, и отправился в Томск.
Ставший при жизни легендой, Федор Кузьмич умер 20 января 1864 года. И хотя многие были убеждены, что это был император Александр I, достоверно, как считает В. Барятинский, о нем можно утверждать следующее.
Во- первых, таинственный старец был, безусловно, человек очень образованный, воспитанный, прекрасно осведомленный в вопросах государственных, исторических, особенно что касается эпохи Александра I, знал иностранные языки, прежде носил военный мундир, бывал при дворе, хорошо знал петербургскую жизнь, нравы, обычаи и привычки высшего общества.
Во- вторых, он добровольно принял на себя обет молчания относительно собственной личности. Он удалился от мира в целях искупления какого-то тяжкого греха, мучившего его всю жизнь. Не принадлежал к духовному званию, он был очень религиозен.
Наружность, рост, возраст, глухота на одно ухо, манера держать руки на бедрах или одну за поясом, привычка принимать посторонних стоя и спиной к свету - все указывает на несомненное сходство Федора Кузьмича с Александром I.
И напоследок - еще одна маленькая деталь.
У императора Александра I был камер-казак Овчаров, всюду сопровождавший его с 1812 года. Приехал он с императором и в Таганрог. Оттуда Александр отпустил его в короткий отпуск в родную станицу на Дон, и в его отсутствие император «умер». А когда казак вернулся в Таганрог и пожелал проститься с покойным, к фобу Александра его не подпустили.
Звали этого казака… Федор Кузьмич!
На протяжении многих лет историки, подтверждая официальную дату смерти Александра I, решительно отвергали «досужие домыслы» о тождестве императора и сибирского старца. Другие исследователи допускали реальность легенды. Впрочем, гораздо важнее не фактическое содержание легенды, а то непреходящее моральное значение, которое имеет этот апокриф о царе, оставившем престол во имя покаяния и искупления греха. Крупнейший биограф Александра І Н. К. Шильдер писал: «Если бы фантастические догадки и народные предания могли быть основаны на положительных данных и перенесены на реальную почву, то установленная этим путем действительность оставила бы за собой самые смелые поэтические вымыслы. Во всяком случае, подобная жизнь могла бы послужить канвой для неподражаемой драмы с потрясающим эпилогом, основным мотивом которой служило бы искупление. В этом новом образе, созданном народным творчеством, император Александр Павлович, этот «сфинкс, неразгаданный до гроба», без сомнения, представился бы самым трагическим лицом русской истории, и его тернистый жизненный путь устлали бы небывалым загробным апофеозом, осененным лучами святости».
МОГЛИ ЛИ ОТРАВИТЬ НАПОЛЕОНА?
Все началось с того, что в 1955 году во Франции были изданы мемуары Луи Маршана, слуги и телохранителя императора, пролежавшие на архивной полке 120 лет, прежде чем историки дали к ним комментарий и выпустили в свет. Маршан день за днем описывал жизнь Наполеона и рассказал о том, что тот часто дарил на память друзьям пряди своих волос.
Эти мемуары однажды попали на глаза любителю истории, шведскому врачу-дантисту и токсикологу Стену Форшвуду. Он с интересом, не отрываясь, прочел мемуары и с удивлением обнаружил, что в подробных описаниях последних лет жизни Бонапарта зафиксированы симптомы явно мышьячного отравления. По крайней мере, из тридцати, признаваемых судебной медициной, у Наполеона их было 22! Затем Форшвуд изучил протокол вскрытия, сопоставил некоторые другие свидетельские показания и еще более укрепился в своем предположении.