100 великих тайн медицины

История о докторе Франкенштейне и созданном им монстре, придуманная в начале ХIХ века английской писательницей Мерри Шелли, имеет шанс два столетия спустя стать явью, пусть и в несколько трансформированном виде.

В 1998 году американский профессор из Центра медицины в Кливленде, член Академии Ватикана Роберт Уайт потряс научный мир известием о пересадке головы одной обезьяны-макаки другой. И пообещал проделать то же самое с людьми…

Пересадка органов становится все более распространенной операцией, объяснил свою позицию профессор. Пересаживали уж, кажется, все: сердце, легкие, печень… Пришивают руки и ноги. И вот ныне, кажется, очередь дошла и до головы.

Постепенно утихает и бум, связанный с этической стороной подобных операций. Даже сам папа римский признал легитимной гетеротрансплантацию, то есть пересадку человеку органов животных. Правда, он пока не выразил своего отношения к гомотрансплатации – то есть пересадке одному человеку органов другого. Однако и эта практика ныне уж не вызывает у общественности особых возражений этического порядка. Многие люди теперь даже в своих завещаниях указывают, как следует распорядиться их внутренними органами после кончины…

По слухам, знаменитый физик Стивен Хокинг – один из кандидатов на пересадку головы

Человеческий мозг является ныне единственным органом, еще не подвергавшимся трансплантации. Так что подобная операция с точки зрения логики научно-технического прогресса не просто представляется следующим закономерным шагом, но и в каком-то виде выражает всю суть, квинтэссенцию прогресса естественных наук.

Роберт Уайт, которого многие называют Франкенштейном ХХI века, готов этот шаг сделать. Хирург долго искал безнадежно больного пациента, который бы от безысходности согласился бы на столь рискованную операцию. И вот, наконец, доброволец, готовый дать голову на отсечение – американец Крейг Реперис – был найден. Вот уже 30 лет он прикован к инвалидной коляске и живет под постоянной угрозой смерти вследствие острой функциональной недостаточности внутренних органов. Несчастный больной согласен, чтобы его голову пересадили другому человеку, обладавшему здоровым телом и ушедшему из жизни из-за болезни или травмы, локализованной в голове.

Впрочем, проблему можно сформулировать и иначе. Крейг согласен, чтобы к его голове, вместо собственного, безнадежно больного тела, прижили чужое, но здоровое.

Немедленному осуществлению планов доктора Уайта мешает отсутствие необходимого финансирования – операция обойдется по крайней мере в несколько миллионов долларов. Кроме того, намерения современного Франкенштейна вызывают и еще несколько затруднений этического, юридического и технического характера.

Во-первых, непонятно, кто в же в итоге будет снят с операционного стола. Кому должны будут принадлежать те или иные права на имя, имущество и т. д. – телу или голове? Чьей душой будет обладать прооперированный пациент – тела или головы?

Во-вторых, может ли быть назначена операция, в результате даже успеха которой пациент все же останется парализованным? Ведь проблема соединения ствола спинного мозга, который наверняка будет разделен, никем еще до конца не решена…

В-третьих, каковы вообще шансы на успех этого мероприятия? Насколько смогут поладить между собой иммунологические системы тела и головы?

Как ни странно, последний вопрос решается легче всего. В принципе, такая операция вполне осуществима как с хирургической, так и с иммунологической точки зрения. Дело в том, что мозг обладает специальной защитой – так называемым нематоэнцифолическим барьером. Эта своего рода броня не пропускает в мозг чужеродные клетки вместе с кровью, в том числе и антитела.

Сам же доктор Уайт полагает, что ныне он вполне может повторить подвиг доктора Франкенштейна, о котором он, кстати, отзывается так, словно тот был не литературным героем, а существовал в самом деле. «Он основатель и движущая сила трасплантационной хирургии», – полагает Уайт.

Шансы на успех операции он оценивает как довольно высокие, поскольку уже в настоящее время его команда обладает всей необходимой для ее успеха технологией. «Конечно, определенный риск есть, – говорит Уайт. – Хотя бы уже потому, что такая операция еще никем и нигде не проводилась. Кроме того, ей будет подвергнут достаточно больной человек. Наконец, после операции мы будем вынуждены давать пациенту очень сильные иммунодепрессанты, а это резко увеличивает шансы подхватить какую-нибудь инфекцию и погибнуть от нее».

И все-таки он не намерен ждать. Хотя бы потому, что ему уже достаточно много лет и он может просто не дожить до того времени, когда наука научится сращивать нервные волокна. Он готов рискнуть и перенести на человека те методики по сращиванию нервов, которые уже сегодня отработаны на крысах. «Когда-то ведь надо начинать», – говорит он.