100 великих тайн Первой мировой

Офицер австрийского Генштаба Максимилиан (Макс) Ронге был одним из руководителей австрийской разведки в годы Первой мировой войны и был единственным из высокопоставленных офицеров этой разведки, оставившим мемуары. В 1908–1914 годах в звании капитана, а затем майора он руководил разведотделом Разведывательного бюро (Evidenzb го) — австро-венгерской военной разведки императорского и королевского генерального штаба. В 1913 году он сыграл видную роль в разоблачении своего бывшего начальника и покровителя Альфреда Редля и стал начальником агентурного отделения разведывательного бюро Генштаба и заместителем начальника Разведывательного бюро. Именно Ронге обратил внимание на невостребованное письмо с большой суммой денег, с которого началось расследование, приведшее к разоблачению Редля. С 1917 года и до конца войны Ронге являлся начальником Разведывательного бюро. В конце войны он был произведен в генерал-майоры. В его подчинении было 300 офицеров, 400 полицейских агентов и 600 солдат. По словам Ронге, «записи об агентах были сожжены, поэтому я могу лишь ориентировочно указать, что общее число их достигало 2000 человек, часть из них была снята с работы как непригодные и ненадежные; некоторые, подозревавшиеся в шпионаже на обе стороны, были отданы под суд или интернированы. К концу войны на работе оставалось около 600 агентов». Он был убежден, что «в Австро-Венгрии измены происходили не чаще, чем в других странах. Но у нас стишком много о них говорилось, отчасти потому, что в начале войны действительно пришлось казнить большое количество людей за шпионаж и за оказание помощи противнику. Хотя эти измены русинов и сербов нервировали армию, но для высшего командования они, в большинстве случаев, роли не играли. Доказательством могут служить жалобы неприятельских штабов на слабые результаты их агентурной разведки».

Макс Ронге. Рисунок О. Бруха. 1915 г.

Ронге утверждал, что и брусиловский прорыв не стал неожиданностью: «С начала апреля 1916 г. стал и поступать повторные сообщения о намечавшемся русском наступлении в Буковине и в Галиции. В середине месяца появилось очень много перебежчиков, подтверждавших сведения о предстоявшем наступлении. 13 мая агентурная разведка с полной определенностью уведомила командование 4-й армии, что и на ее фронте, на участке Картшловка — Корьто, следовало ожидать наступления 8-го и 11-го русских корпусов. В связи с этим 4-й армии была подчинена 13-я ландверная дивизия. 20 мая поступило предостережение о том же от военного атташе в Бухаресте. Ген. Авереску в кругу своих друзей заявил, что, по сообщению румынского военного атташе в Петербурге, «русские в ближайшее время начнут большое наступление, которое должно показать, что германцы напрасно считают их неспособными к наступлению». К этому времени и наша 7-я армия подготовилась к атаке, хотя имела примерно против семи русских дивизий только шесть дивизий, расположенных южнее Днестра.

Наша агентурная разведка дала группировку сил противника на русском фронте, которая в части, интересовавшей прежде всего австро-венгерские войска, вполне соответствовала действительности, как это впоследствии подтвердили труды русских авторов (Литвинова, Зайончковского, Клембовского, Васильева и Черкасова). Замечены были небольшие переброски войск в целях подготовки наступления, но прибытия новых соединений для образования мощной ударной группы установлено не было. Эго объяснялось тем, что новый главнокомандующий юго-западным фронтом ген. Брусилов хотел атаковать всеми наличными силами на всем протяжении фронта. К концу месяца уже не оставалось никаких сомнений в наступательных замыслах противника на фронте Олыка — Тарнополь и южнее Днестра, начало атаки ожидалось с часу на час.

Таким образом, и в этом отношении разведывательная служба полностью выполнила свой долг. На этот раз следовало похвалить и русскую разведывательную службу. 9-я русская армия, использовав кители пленных перебежчиков и, в частности, кадета ландштурма Душана Иозшовича, хорошо выяснила нашу систему укреплений. 7-я армия также была превосходно информирована, как видно было из захваченного донесения начальника штаба ген. Головина. Особенно она рассчитывала на «меньшую стойкость 36-й пех. дивизии, состоявшей преимущественно из славян».