Булганин и Жуков начали собирать силы. Генерала Артемьева, ставленника Берии, командовавшего войсками МВО, отправили на манёвры под Смоленск. День ареста Берии назначили на 26 июня. Комендант Кремля генерал Веденин вызвал из-под Москвы полк, которым командовал его сын, а школу курсантов имени ВЦИК подняли в ружьё. Подобрали нескольких исполнителей акции — генералов Кирилла Москаленко, Павла Батицкого, Алексея Баксова и полковника Ивана Зуба — их привёз в Кремль на своём правительственном ЗИС-110 Булганин.
Арест Берии прошёл спокойно: у маршала не оказалось оружия, в карманах нашли только носовой платок и записную книжку, и Лаврентий Павлович не оказал сопротивления. До вечера арестованного продержали в комнате отдыха бывшего сталинского кабинета в Кремле, а ночью перевели на гауптвахту в Алёшинских казармах за Крестьянской Заставой. Утром туда приехали Серов и Круглов. Но Берию они не видели и с ним не разговаривали. Арестованного во избежание неприятностей перевели в бункер во дворе штаба МВО. Берию переодели в солдатскую хлопчатобумажную гимнастёрку и такие же брюки. Во время ареста на нём были надеты поношенный серый костюм и белая рубашка без галстука. Следствие вёл в том же бункере лично преданный Хрущёву, полностью зависевший от него Генеральный прокурор Руденко, работавший с Никитой Сергеевичем ещё на Украине.
Следствие длилось полгода. По делу проходили ещё шесть соратников маршала: Владимир Деканозов, Всеволод Меркулов, Лев Влодзимирский, Павел Мешик, Сергей Гоглидзе и Богдан Кобулов. Суд проходил на первом этаже здания штаба округа, председательствовал маршал Конев, государственным обвинителем был Руденко. Процесс занял шесть дней — с 18 по 23 декабря.
Казнили Берию в том же бункере. С него сняли гимнастёрку, оставив в нательной рубахе, связали руки сзади верёвкой и прикрутили её к крюку, вбитому в деревянный щит, рот завязали полотенцем. Стрелять предложили Юфереву, но вызвался Батицкий, выстреливший Берии из парабеллума в лоб. Казнь происходила в присутствии маршала Конева. Врач зафиксировал смерть, тело Берии завернули в брезент и отвезли в крематорий. Туда же отвезли тела шестерых казнённых его подручных. Серов и Круглов сумели избежать печальной участи.
Серго Лаврентьевич Берия, на некоторое время вынужденный правительством Страны Советов после смерти отца принять имя Серго Алексеевича Гегечкори, родился 24 ноября 1924 года в Тбилиси. Закончил разведшколу, затем военную академию, выполнял ряд ответственных заданий, занимался созданием нового оружия и в 1952 году, работая в знаменитом КБ-1 (п/я 1323), защитил докторскую диссертацию. В годы перестройки опубликовал книгу «Мой отец — Лаврентий Берия».
…«Если верить Аджубею (зятю Н. С. Хрущёва, работавшему главным редактором „Известий“. — Примеч. В.В.), перед казнью Берия направил письмо в ЦК Хрущёву — просил о пощаде, дать возможность искупить вину в каких угодно, пусть даже каторжных условиях… Ни в декабре, ни в ноябре, ни в октябре, ни в сентябре, ни в июле мой отец Лаврентий Павлович Берия ни писать „покаянных“ писем рвавшемуся к власти товарищу Хрущёву, ни соответствующих показаний давать не мог, потому, что был убит 26 июня 1953 года в Москве без суда и следствия…
Заседание в Кремле отложили, и отец уехал домой. Обычно он обедал дома. Примерно в полдень в кабинете Бориса Львовича Ванникова, генерал-полковника, впоследствии трижды Героя Социалистического Труда, а тогда ближайшего помощника моего отца по атомным делам, раздался звонок. Я находился в кабинете Бориса Львовича. Звонил лётчик-испытатель Амет-Хан Султан.
— Серго, — кричит, — у вас дома была перестрелка. Ты всё понял? Тебе надо бежать, Серго! Мы поможем…
У нас действительно была эскадрилья, и особого труда скрыться в Финляндии или Швеции не составляло. Что налицо заговор против отца, я понял сразу, что ещё могла означать перестрелка в нашем доме? Об остальном можно только догадываться. Но „бежать“ в такой ситуации? Если отец арестован, побег — лишнее доказательство его вины. Почему и от кого я должен бежать, не зная ни за собой, ни за отцом какой-либо вины? Я ответил отказом и тут же рассказал обо всём Ванникову.
Из Кремля мы вместе с ним поехали к нам домой, на Малую Никитскую. Это неподалёку от площади Восстания. Жили мы в одноэтажном особняке ещё дореволюционной постройки. Три комнаты занимал отец с матерью, две — я со своей семьёй. Когда мы подъехали со стороны улицы, то не заметили ничего необычного, а вот во внутреннем дворе стояли два бронетранспортёра. Позднее мне приходилось слышать о танках, стоявших якобы возле нашего дома, но сам я видел только два бронетранспортёра и солдат. Сразу бросились в глаза разбитые стёкла в окнах отцовского кабинета. Значит, действительно стреляли… Охрана личная у отца была — по пальцам пересчитать. Не было, разумеется, и настоящего боя. Насколько понимаю, всё произошло мгновенно.