100 великих тайн России XX века

Стараниями многочисленных большевистских агитаторов боеспособная, одержавшая множество побед, имевшая славные вековые традиции, всё ещё сильная русская армия потихоньку стала разваливаться. Правительство приняло решение о создании Добровольческой армии. Одним из офицеров, способных успешно заниматься этой работой, премьер Керенский посчитал подъесаула Первого Нерчинского полка, кавалера многих боевых наград Семёнова. Через своё доверенное лицо — офицера Генерального штаба Муравьёва, — Керенский сделал Семёнову соответствующее предложение, и будущий атаман его с радостью принял. Он всегда был твёрдо убеждён: России нужна сильная, боеспособная армия! Подъесаулу выдали множество разнообразных удостоверений и предписаний: используя их, ему следовало добраться до Читы и там в сжатые сроки сформировать отряд численностью не менее шестисот сабель. Причём не возбранялось привлекать в ряды Добровольческой армии бурят и монголов.

Тут кроется первая тайна атамана Семёнова. Он далеко не сразу отправился в родные края. Зато представил доверенному лицу премьера полковнику Муравьёву детально разработанный план… военного переворота! План подъесаула отдавал авантюрным душком, но имел два неоценимых преимущества: казался вполне реальным и легко выполнимым в тот конкретный отрезок времени. По мнению будущего забайкальского диктатора, следовало немедленно поднять по тревоге и мобилизовать военные училища в Петрограде и других крупных городах и с помощью юнкеров немедленно арестовать в полном составе все Советы рабочих и солдатских депутатов! Затем юнкеров использовать для постоянной и круглосуточной охраны важнейших объектов столицы (вокзалы, мосты, телеграф, телефон) и поддержания в ней должного общественного порядка. Этот план Семёнов предложил Генеральному штабу примерно в июне 1917 года и выразил готовность лично участвовать в его реализации. Как удивительно план атамана напоминает «ленинский план вооружённого восстания»! Не попала ли бумага Семёнова в руки большевиков, которые, как выяснилось, оказались большими мастерами плагиата, за неимением собственных идей.

Ответа из Генерального штаба не последовало. Господа генералы сочли недостойным даже рассматривать какие-то «бредни „эмбрионов Бонапартов“ местного пошиба». Применение военной силы, а тем более арестов в политической борьбе посчитали недопустимым: армия вне политики! Генералы проявляли благородство и щепетильность, правда, потом спохватились и попытались использовать тех же юнкеров, как и предлагал Семёнов, но… поздно. Большевики благородством не отличались и спустя четыре месяца сами совершили государственный переворот и арестовали членов Временного правительства.

Раздосадованный тем, что «имеющие уши не слышат», Семёнов подался в Читу, добыв себе ещё и документ от Петросовета. Как вскоре выяснилось, это оказалось дальновидным шагом — в Иркутске будущего атамана задержали и поставили пред ясны очи комиссара Сергея Лазо. Карьера Григория Михайловича могла бы закончиться, но казачий офицер был хитёр, ловок и очень красноречив. И у него имелся подлинный документ Петросовета! Он сумел убедить Лазо в своей революционной настроенности и намерениях создать в Забайкалье части Красной гвардии. Это спасло Семёнову жизнь, и Лазо распорядился пропустить «революционного есаула». В Забайкалье Семёнов ехал не один — вместе с ним путешествовал знаменитый барон Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг! Тот самый барон Унгерн, который позже стал ваном (правителем) Внешней и Внутренней Монголии, создал Азиатскую дивизию и скрыл свои несметные сокровища где-то в грязевой долине на просторах монгольских степей. Григорий Михайлович спас своим красноречием и его. Приехали они как раз на Второй съезд казачьих депутатов, где Семёнов немедленно ринулся в бой и стал произносить одну пламенную речь за другой, громя большевистских агитаторов, призывавших порушить «проклятое прошлое». Именно благодаря многократным призывам Григория Михайловича были отменены решения Первого съезда о самороспуске Забайкальского казачьего войска. Съезд поддержал Семёнова, но от вступления в Добровольческую армию казаки стали отказываться — навоевались! Всех тянуло в родные станицы, а изданные в октябре 1917 года декреты новой власти выбивали из-под ног будущего атамана почву и лишали его поддержки станичников. В свой особый маньчжурский отряд Семёнов смог набрать только пять сотен сабель.

— Ох, всплакнёте, станичники, — говорил он казакам.

— Не стращай, — отмахивались те.

— Эк, дураки, — в сердцах хлопал себя плетью по голенищу сапога Семёнов. — Кровушкой вам отольётся!