Если к этому списку добавить корабли послевоенной постройки (броненосный крейсер «Цукуба» и линкор «Кавачи», погибшие от взрывов боезапаса в январе 1917 г. и июле 1918 г. соответственно, при этом общее число убитых японских моряков превысило 1000), а также небоевые потери кораблей до 1904 г. (включая пропавший без вести в октябре 1887 г. новейший крейсер «Унеби»), то наблюдается любопытный факт.
Вплоть до начала Второй мировой войны японский флот страдал от аварий и несчастных случаев куда больше, чем от противника. И это притом что флот Японской империи активно участвовал в трех войнах – с Китаем, Россией и в Первой мировой (причем не только на Тихом океане, но и на Средиземном море).
Конечно, взрывы и другие аварии и катастрофы происходили и происходят по вполне понятным причинам на военных флотах всех стран мира. Однако японский флот после Русско-японской войны уверенно держит первенство по процентному отношению числа катастроф к общему числу кораблей в составе флота. Поневоле приходишь к мысли, что таким образом императорский флот Страны восходящего солнца расплачивается с богиней Аматэрасу за свое постоянное везение во время «странной войны»…
«Авалов» против «Дальнего прыжка»
Агаянц прибыл в Тегеран 20 ноября 1941 г. Свою работу в иранской столице он начал с того, что, детально ознакомившись с положением дел на месте, обратился к руководству разведки с предложением в корне пересмотреть всю работу резидентуры. «Наш аппарат, – писал он в своем донесении, – загружен работой с материалами и агентурой, которые, однако, не освещают вопросы политической разведки и не отвечают повседневным нуждам нашей дипломатической и политической работы в стране». Критический разбор деятельности резидентуры подкреплялся развернутым планом ее реорганизации, перевода на рельсы наступательной разведывательной работы.
Особое внимание Агаянц уделял созданию надежных агентурных позиций в высшем армейском эшелоне Ирана.
Отныне в Москву регулярно поступала достоверная информация не только о планах и намерениях правительства Ирана, но и о подготовленных резидентурой мероприятиях по обеспечению безопасности и сохранности стратегических поставок (олова, каучука и др.), следовавших в Советский Союз из района Персидского залива через порты Дампертшах, Бушир и Кур. Под контролем оказалась и деятельность (как выяснилось, далеко не дружественная по отношению к Советскому Союзу) английской разведки. Возглавлял ее тогда Оливер Болдуин, сын бывшего премьер-министра Великобритании. Англичане активно сотрудничали с антисоветскими националистическими организациями, действовавшими в глубоком подполье на территории Армении.
Больше всего проблем доставляли Агаянцу разведывательные службы Германии, достаточно прочно обосновавшиеся в Иране, во многом благодаря тому, что престарелый шах открыто симпатизировал Гитлеру. В районе Тавриза активно действовала группа Шульце – Хольтуса. Этот резидент абвера вначале вполне официально выступал в качестве генерального консула Германии в Тавризе. Но затем перешел на нелегальное положение, превратившись в муллу с красной от хны бородой. Летом 1943 г., незадолго до встречи «большой тройки», он получил приказ из Берлина обосноваться у кашкайских племен в районе Исфагана. Вскоре туда были сброшены парашютисты из команды Отто Скорцени, оснащенные радиопередатчиком, взрывчаткой и целым арсеналом.
Почти одновременно с Шульце – Хольтусом на нелегальное положение перешел резидент гестапо Майер, группа которого действовала в непосредственной близости от иранской столицы. Сам Майер преобразился из германского коммерсанта в иранского батрака, работавшего могильщиком на армянском кладбище. Накануне Тегеранской конференции к нему также были сброшены шесть парашютистов-эсэсовцев Скорцени.