Итак, вдову, выбравшую жизнь в своем ветхом теле, ждет социальная смерть. Безжалостен приговор толпы. Вдвойне безжалостен он потому, что его разделяют близкие люди. Альтернатива этой ничтожной жизни одна, и – с точки зрения индийской женщины – она кажется многообещающей. На небесах сатима даровано высшее блаженство. Смелым деянием она восславила своих предков и предков мужа. Теперь при повторном рождении ей посчастливится шагнуть сразу через несколько ступенек инкарнации. Для Харан Шах – жалкой крестьянки из касты неприкасаемых – это было бы огромным успехом. В следующей жизни она оказалась бы среди кшатриев или вайшья – представителей военной или торговой касты, то есть буквально в шаге от касты брахманов, что считается высшей в индийской иерархии.
Обычай обычаю – рознь. Великий индийский мыслитель Махатма Ганди так высказался об обычае сати: «Если жена намерена доказать свою верность и неизбывную преданность мужу, то пусть и муж доказывает свою верность и неизбывную преданность жене. Но ведь мы никогда не слышали о муже, который взошел бы на погребальный костер жены. Вот почему ясно, что практика сожжения вдов коренится в суевериях, глупости и эгоизме мужчин». Лучше не скажешь.
Интересно, что в древнейших индуистских текстах обычай сати не упоминается, хотя в них подробно описаны погребальные церемонии. Однако впоследствии правила, регламентирующие жизнь вдов, стали жестче. Когда-то им были позволены повторные браки; потом от них стали требовать безбрачия; позднее позволили выбирать между безбрачием и сожжением на костре; потом посчитали лишь самосожжение поступком, достойным женщины, и, наконец, прямо-таки прославили это деяние.
История Харан Шах позволила воочию убедиться, как глубоко индийцы прониклись мыслью о том, что подобает праведной вдове. Известие о том, что в одной из близлежащих деревень женщина сожгла себя на костре, распространилось по всей округе, словно пожар. Тотчас тысячи людей тронулись в путь. Они шли с детьми и престарелыми родителями. Они несли с собой курительные палочки, кокосовые орехи и цветы. Твердили мантры, трубили в раковины. На площади, где недавно сгорела женщина, собралась толпа. Вскоре пепел костра и останки обоих супругов скрылись под приношениями плодов и цветов. В расстеленный ковер бросали деньги на строительство храма, который бы почтил память славной жены. Над освященным жертвою местом взвился красный треугольный флаг. Полиция пресекла поток верующих и зевак, запретили въезд в Сатпуру. Круглые сутки на площади дежурила полиция. Однако против веры трудно бороться, если заветам ее преданы все – от мала до велика, от мужа разумного до невежды.
Так, деревенский учитель поведал, как, украдкой молясь на площади, он увидел десятилетнюю девочку, вышедшую из леса. Ему ли, учителю, не знать местных детей?! Но этого ребенка он не видел ни разу. Девочка подала ему чашу, полную воды, и кокосовый орех. Именно этих предметов недоставало ему, чтобы нормально молиться. Затем малышка исчезла, и более он не видел ее.
Подобный поступок типичен для богини Сати. Побывав на погребальном костре в облике вдовы, она возвращается к месту ее сожжения крохотной девочкой.
Родственники умершей, ожидая, когда эта туча пройдет, тайком собирают деньги на строительство храма. Когда появится храм, сюда устремятся паломники. Память о славной жене будет храниться долго.
Загадочные махауты
Махауты, или как их еще называют, оцци, имеют свой особый язык. Известный индолог доктор исторических наук Н.Р. Гусева предположила, что в нем сохранились слова из наречия, на котором говорили жители ныне заброшенных древних городов в долине реки Инд – знаменитых Хараппы и Мохенджо-Даро. Но ни подтвердить, ни опровергнуть ее мнение не удалось – общение ученых с махаутами так и не наладилось. Между тем одна из современных российских певиц, будучи в Таиланде, настолько понравилась слонам, что те стали к ней ластиться. В итоге и махауты признали певицу «своей», обучили некоторым командам и даже выдали диплом об окончании курсов дрессировщиков слонов.