100 великих театров мира

И. Кузнецова, „Четвертый“ Симонова, „Пять вечеров“, „Старшая сестра“, „Назначение“ Володина, пьесы Зорина и „Голого короля“ Шварца с совершенно неподражаемым Евгением Евстигнеевым, В. П. Аксенова „Всегда в продаже“ и современных зарубежных драматургов — Хемингуея, Э. де Филиппе, Гибсона, „Сирано де Бержерака“ Ростана, где Людмила Гурченко сыграла главную героиню. И вообще, следует сказать, что и режиссерам и актерам было интересно играть в зарубежной драме — она была другая, к тому же брали действительно, очень качественную в литературном отношении западную пьесу. Одним из ярких спектаклей театра был „Оглянись во гневе“ Осборна в режиссуре В. Сергачева. Этот спектакль смотрел А. И. Солженицын (отметим, что Солженицын предлагал театру и свою пьесу „Шалашовка“, которая не была поставлена по причине идеологической цензуры). „Оглянись во гневе“ не был типичен для „Современника“ в том смысле, что Осборн решал в своей драме экзистенциальные вопросы бытия человека, его „я“, был занят проблемами психологизма, а режиссер в спектакле выделил как главную философию покаяния. Вообще следует сказать, что репертуар театра 60-х и начала 70-х годов был удивительно ровным — равно хороши были все спектакли. И все те зрители, что ночи простаивали за билетами, могли совсем не огорчаться, если вместо билетов на один спектакль они получали другие. И вообще билетик или „входной“ в „Современник“ — это была валюта. В обмен за театральный билет можно было получить буквально все — от посещения хорошего врача до приобретения дефицита.

„Обыкновенная история“, поставленная по роману Гончарова — это была первая попытка обращения театра к русской классике. Спектакль начала репетировать Г. Волчек, но завершил его Олег Ефремов. Спектакль получился удачным, актеры играли в нем великолепно — театр за него получил Государственную премию. Но О. Ефремов очень мало ставил в „Современнике“ классики. В чем причина? Ответить на этот вопрос однозначно довольно трудно, но все же попытаемся… Олег Ефремов был в театре безусловным авторитетом. Он был мастером. Все его оценки, мнения и взгляды принимались без обсуждений и рассуждений. Ефремов (особенно в первый, начальный период) чрезвычайно ценил в театре коллективность творчества, не любил, когда актер выделял себя из актерского ансамбля, страшно не любил женских слез, излишних рыданий и истерик на сцене. Ефремов всегда подчеркивал свою верность школе Станиславского и его системе, свою верность реализму, правде в искусстве и театру переживания. Именно правдивыми были первые спектакли театра, в частности пьесы Виктора Розова, по отношению к предшествующей традиции советской пьесы. Но мы должны понимать и то, что система Станиславского родилась в определенное время, что ее носители — мхатовские актеры — это были люди высокой русской православной культуры. И, возможно, Ефремов чувствовал, что русская классика требует именно той, уже достаточно утерянной, глубины; той правды жизни, которой он все равно не мог или сказать, или попросту знать, выращенный на диалектике и марксизме-материализме. Эта своеобразная „боязнь классики“ в этот период, наверное, может быть вполне объяснена так — по большому счету. Все-таки при всей оппозиционности, Ефремов был советским человеком, а это значит, что был воспитан на приоритетах общенациональных, интернациональных. Справедливости ради скажем, что О. Ефремов поставит в „Современнике“ „Чайку“ с Анастасией Вертинской, Татьяной Лавровой и Олегом Далем — изумительным актером, игравшим в театре довольно мало, но своим участием всегда преображающим спектакль. Олег Ефремов был творческой личностью. Он умел репетировать, он страстно любил работать. На его репетиции в театре сбегались все — закрывался актерский буфет, так как буфетчики мчались на репетицию, приходили электрики, рабочие. Всеми чувствовалась эта счастливая творческая атмосфера, которая была в „Современнике“ в начальный период его режиссерской деятельности.