В 1927 году она открыла дом моды под названием «Пур ле Спорт» (буквально — «для спорта») на улице де ля Пэ, можно сказать, одной из самых «модных» улиц мира. Пляжные костюмы, пижамы, свитера с африканскими узорами, платья из джерси с рисунками в виде костей скелета… Но Скьяп не ограничивалась только этим направлением. К 1931 году она занялась и вечерними нарядами, и своё первое вечернее платье она описывала так: «Простое, узкое, прямое, до пола платье из чёрного крепдешина, жакет из белого крепдешина с длинными полами, которые перекрещивались на спине, но завязывались спереди. Всё предельно строго, к чему я и стремилась. Платье оказалось самым большим успехом в моей карьере, его воспроизвели повсюду, во всём мире».
Купальники с более открытой, чем обычно, спиной, прозрачные бретельки, не мешавшие загару, необычные принты на платьях, шарфы и съёмные воротники из каракуля и меха лисы, шляпа в виде вязаного колпачка-трубы, которую можно было укладывать на голове несколькими способами (модель, оказавшаяся настолько популярной, что однажды она не выдержала и приказала уничтожить ещё остававшиеся экземпляры — так она ей надоела), твидовые юбки-брюки — она изобретала одежду, которая была одновременно и эксцентричной, и удобной. Когда в конце 1920-х разразился финансовый кризис, бизнес Скьяп практически не пострадал — она создавала, в отличие от многих своих коллег, не безумно дорогую одежду, а вещи, которые вполне были доступны покупателю среднего достатка. Она экспериментировала с материалами — использовала нейлон, бумагу, целлофан, клеёнку, латекс. Так, в 1934 году она создала туники, которые, казалось, были сделаны из стекла. Даже если она работала с обычными тканями, то зачастую использовала их необычным образом — скажем, из тафты (обработанной так, чтобы она стала водонепроницаемой) делала дождевики, а в вечерних нарядах использовала твид. Делала застёжки-молнии в самых неожиданных местах. Пуговицы на её одежде тоже всегда были необычными, они могли быть в виде чего угодно, даже золотых монет. «Одни были из дерева, другие — из пластика, но ни одна пуговица не выглядела так, как должна выглядеть пуговица». Принты на хлопке и шёлке в виде отпечатков газетных статей, хвалебных и ругательных, о её творчестве…
Её вдохновляли сюрреализм и дадаизм, и, в отличие от многих своих коллег, Скьяп активно сотрудничала с художниками — с Жаном Кокто, Леонор Фини, Альберто Джакометти, Кристианом Бераром и многими другими. Одни помогали ей оформить ателье, другие рисовали дизайн для украшений, третьи делали рекламные рисунки.
Ярко-розовый, с фиолетовым подтоном, был любимым цветом Берара, и он стал фирменным цветом Скьяп: «Яркий, невозможный, дерзкий, привлекательный, жизнеутверждающий, как будто соединились воедино весь свет, все птицы и все рыбы в мире… шокирующий цвет». Этот цвет окажется навсегда тесно связанным с творчеством Скьяп, и свою автобиографию, яркую, как этот розовый, она впоследствии назовёт «Моя шокирующая жизнь». Но, наверное, самым плодотворным окажется сотрудничество с Сальвадором Дали: платье «Лобстер» — с принтом в виде огромного красного лобстера; платье «Слёзы» с рисунком, имитирующим разрывы на живой плоти; платье «Скелет» — название говорит само за себя; шляпка в виде туфельки с дерзко торчащим вперёд и вверх каблуком… Все эти узнаваемые и незабываемые вещи навсегда вошли в историю костюма.
Скьяп предпочитала выбирать какую-либо тему и работать над ней, создавая целые тематические коллекции. Так, среди них были «Цирк», «Астрологическая коллекция», «Язычник» и другие, не менее смелые. Как сказал однажды Ив Сен-Лоран, «мадам Скьяпарелли отвергала всё обычное».
В 1935 году её дом моды переехал на Вандомскую площадь, в дом, где в своё время находилось ателье знаменитой Мадлен Шерюи. «Началось новое время — «эра Скьяп». Силуэты её нарядов — обычно с широкими плечами, подчёркивавшими узкие бёдра, необычные детали, аксессуары, материалы и рисунки на ткани стали узнаваемыми и жадно копируемыми по обе стороны океана. В её бутик заходили не только купить что-нибудь, но и полюбоваться необычной обстановкой (чего стоило одно только ярко-розовое чучело медведя в светло-лиловом атласном пальто!), проникнуться царящей в этом месте атмосферой весёлого безумия.
В чём же был секрет её бешеной популярности? Дело было не просто в эксцентричности Эльзы, а в том, что эксцентричность эта пришла вовремя, когда мир истосковался по ней… Шанель говорила о ней не как о коллеге-модельере, а как об «итальянской художнице, которая шьёт платья» — что ж, это, если вдуматься, довольно неудачная попытка обидеть соперницу. Скьяп действительно была художницей — сюрреалисткой, футуристкой, только результаты её работы были трёхмерными, и их можно было носить.