Монахи и монархи, да и простые люди – все были заинтересованы открытиями Г. Галилея. Толпы людей непрерывным потоком двигались к собору Святого Марка, чтобы посмотреть в подзорную трубу. И каково же было удивление венецианцев, когда они, вслед за Г. Галилеем, вдруг увидели на Луне… горы! Ведь философы древних и Средних веков, увлекаясь воображением, наделяли ее великолепными садами и дворцами; другие говорили, что Луна – обломок Солнца, плавающий в атмосфере, или даже соединение зеркал, отражающих солнечный свет… А тут вдруг горы, огромные впадины и пропасти, имеющие в основном круглую форму и похожие, как говорил сам Г. Галилей, на пятна павлиньего хвоста. А еще венецианцы с любопытством рассматривали в туманной дали Адриатического моря плывущие там суда и корабли… Да что простолюдины! Французская королева Мария Медичи, получив телескоп, не могла дождаться, пока его установят. А потом, опустившись на колени, поспешила взглянуть на лунный пейзаж. В Праге император Рудольф II поручил своему придворному математику и астроному И. Кеплеру изучить «Звездный вестник» Г. Галилея и предоставить о нем отзыв[19]
.Весной 1611 года Г. Галилей с триумфом приезжает из Флоренции, где находился в качестве первого математика и философа, в Рим. В путешествии его сопровождали слуги герцога Тосканы, в Риме ему был предоставлен дворец флорентийского правителя, и вез он рекомендательные письма Козимо II Медичи, адресованные наиболее влиятельным прелатам Католической церкви. И письма эти сделали свое дело. Галилея любезно принимает кардинал Р. Беллармини; свое восхищение его открытиями и изобретениями высказывает ученому большой знаток математики и механики кардинал М. Барберини. Г. Галилей удостоился бесед с самим римским папой Павлом V; вместе с астрономами Римской коллегии он ведет наблюдения за небесными светилами. Со всех сторон на ученого изливаются доброжелательные улыбки, дружеские заверения в поддержке, только вот почти во всех беседах, которые ему пришлось вести в Риме, даже не упоминается о теории Н. Коперника. Из осторожности избегает этой темы и сам Г. Галилей.
Книга польского астронома «Об обращении небесных сфер» появилась в 1543 году с предисловием, в котором говорилось, что гелиоцентризм – всего-навсего гипотеза, более удобная для точных математических расчетов, нежели другие. И Церковь ухватилась за это положение; более того, она и сама готова была признать гелиоцентризм как условную математическую гипотезу, как инструмент для расчетов. Это и было проделано папой Григорием XII при реформе календаря, для расчетов которого и была использована система Н. Коперника. Галилей же был убежден в обратном, но пока обе стороны не подошли к общемировоззренческим проблемам, и ученый покинул Рим с надеждой на мирное разрешение конфликта с церковью в будущем.
Но вскоре из-за развернувшейся во всю мощь деятельности Г. Галилея условия мирного существования гелиоцентризма и религиозной картины мира оказались под угрозой. Ученый навел свой телескоп на небо, и оказалось, что Млечный Путь – это не место соединения двух небесных полушарий, а скопление звезд; в созвездии Ориона, где глаз человека насчитывал всего 8 звезд, их оказалось 80; у Венеры он обнаружил фазы, свидетельствующие о ее движении вокруг Солнца. Да и само светило, считавшееся по Аристотелю чистым и непорочным, Г. Галилей «оскорблял», указав на его несовершенство. Небо тоже считалось неизменным, а ученый вдруг увидел в свой телескоп звезду, которая некоторое время была видна, а потом исчезла. Одно за другим приводит ученый доказательства в пользу верности учения Н. Коперника. В ответ богословы заявили, что открытия Г. Галилея противоречат Священному Писанию: число планет не может быть более семи. К тому же всем известно, что именно число семь символизирует совершенство: за семь месяцев формируется человеческий зародыш, седьмой кризис является решающим в ходе болезни, семь отверстий имеет голова человека и животных… Да и Бог сотворил именно семь планет: две благодатные (Юпитер и Венеру), две вредные (Марс и Сатурн), два светила (Солнце и Луну) и одну безобразную планету – Меркурий.
Когда вопрос о движении Земли стал предметом богословских дискуссий, Г. Галилей не мог больше молчать. Так появилось его «Письмо к Кастелли» – монаху-бенедиктинцу. Начиналось оно с утверждения, что, конечно, Священное Писание не может ошибаться, но это не исключает возможности его ошибочного толкования. И ученый предлагает остроумное истолкование библейского сюжета о том, как Иисус Навин остановил солнце, чтобы продлить день. Г. Галилей показал также, что эту легенду при соответствующей интерпретации можно рассматривать как подтверждение идеи о движении Земли. Но взгляды ученого мало интересовали его противников: как он вообще осмелился толковать Священное Писание вопреки постановлениям церковных соборов, явно отдавая предпочтение науке…