Что же было такого великого в Гане? Благодаря сохранившимся до наших дней арабским хроникам и устным преданиям ученым удалось кое-что узнать о прошлом этого региона. То была страна честолюбивых и способных чернокожих людей, которые правили огромной территорией внутренней, саванной Африки при помощи хорошо разработанной сети управления и разветвленной системы налогов. Это была процветающая страна, чья внешняя и даже заморская торговля далеко распространилась по всем регионам, причем не только в Африке, но и в Азии.
Правители Ганы сформировали чрезвычайно большую армию. Оснащенные оружием с железными наконечниками, ее воины раздвинули границы империи и поддерживали в стране такой порядок, что военной и социальной организации удивлялись и друзья, и враги.
Из-за того, что письменные сведения не затрагивают ранних веков истории Ганы, нам придется положиться на данные археологии, отчеты чужеземных наблюдателей и устную традицию (хроники, передаваемые из поколения в поколение профессиональными «рассказчиками» гриотами). Отчеты часто бывают фантастичны и сильно озадачивают, потому что вызывают к жизни множество дополнительных вопросов.
То, что Гана была страной золота, отрицать невозможно. Желтый металл изобиловал в Гане и особенно на юге страны. Благодаря тому, что правитель контролировал добычу и продажу золота, Гана и была богатой. Торговля с севером и югом превратила империю в обширный торговый центр и поставила на перекрестье множества караванных путей.
В своей знаменитой истории «Тарик аль-Фетташ» сонинке-мусульманин по имени аль-Кати под датой «1050» рассказывает об одном правителе, Канисса’ай, который правил Ганой в дни ее величия.
Аль-Кати пишет, что Канисса’ай был «одним из хозяев золота». У него была привычка – каждый вечер выходить из своего дворца, чтобы послушать, что о нем говорят его подданные. Однако он делал это только после необходимой подготовки. «Поджигались тысячи вязанок дров так, чтобы повсюду было светло и тепло». Огонь был весьма живописен, казалось, что «языки пламени освещают пространство между землей и небом». После этого Канисса’ай выходил в своем церемониальном платье и занимал место на балконе «из блистающего красным золота». Оттуда он отдавал приказ: «Принести еду для десяти тысяч человек».
По словам аль-Кати, король Канисса’ай вполне мог позволить себе такую щедрость. Даже его лошади жили по-царски. А лошадей у Канисса’ай была тысяча, как доносит аль-Кати, и каждая спала на собственной подстилке, и недоуздок у нее был из шелковой веревки, а в их стойле было так же чисто, как и у правителя во дворце. Каждый жеребец имел свой собственный медный ночной горшок, и три слуги должны были заботиться о нем круглые сутки!
Что можно сказать о таком сообщении? Насколько оно точно? Даже если допустить, что здесь есть некоторые преувеличения и искажения величин, по-прежнему нет особых причин сомневаться в достоверности сведений аль-Кати в целом. Что касается необычной заботы Канисса’ай о лошадях, то этому мы можем поверить полностью. Во времена Канисса’ай лошади символизировали богатство во всех частях света. Таким образом, для него было престижно владеть таким их числом, во-первых, как свидетельством богатства и процветания; во-вторых, чтобы лучше контролировать своих людей и защищать свою власть. В своем обширном государстве король нуждался в конных патрулях для поддержания порядка и проверки караванов. Затем, как это было повсюду до изобретения двигателя внутреннего сгорания, тот, у кого больше кавалерии, и был самым сильным.
«Король Ганы может привести на поле битвы двести тысяч воинов, и более сорока тысяч будут вооружены луками и стрелами…» (заметьте, что это был тот самый год, в который нормандский герцог Вильгельм привел с собой около десяти – пятнадцати тысяч воинов на битву при Гастингсе и завоевал крошечную Англию).
«Когда он дает аудиенции своему народу, чтобы выслушать жалобы и рассудить обо всех делах людей, то садится в павильоне, вокруг которого стоят десять лошадей в вышитой золотом сбруе. За королем стоят десять пажей, держащих щиты и мечи с золотыми окладами; справа – сыновья принцев его империи, блестяще одетые и с золотом, заплетенным в их косы. Правитель города сидит на земле перед королем, а вокруг него располагаются его визири. Дверь павильона охраняется собаками прекрасной выучки, которые никогда не покидают короля и носят ошейники из золота и серебра, украшенные теми же металлами. О начале королевской аудиенции объявляют, ударяя в некий барабан, сделанный из длинного куска полого дерева, который здесь называется «деба». Люди собираются, когда слышат его бой…»