100 великих загадок русской истории

Алексей Петрович Ермолов, генерал «с обликом рассерженного льва», был человеком во многих отношениях необыкновенным. Подобно йогам, он умел управлять биением собственного сердца и как-то раз – шутки ради – вовсе остановил его. Шутка, впрочем, получилась неудачной: потом самому генералу пришлось «оживлять» беднягу доктора, который, не нащупав у всероссийской знаменитости пульса, бухнулся в обморок…

На поле брани Ермолов был отчаянно смел, а в обращении с власть имущими независим и даже дерзок. За эту дерзость император Павел Петрович заточил его (тогда еще 23-летнего подполковника) в Алексеевский равелин, а позже, смилостивившись, отправил на «вечное» поселение в Кострому. Там к опальному офицеру проявил неожиданное внимание монах Авель, известный прорицатель, и часто уединялся с ним у себя в келье. О чем они вели свои беседы – Бог весть, но именно после Костромы пошли разговоры о некоей ермоловской тайне.

А.П. Ермолов. Портрет Дж. Доу. 1820-е гг.

Солдаты, например, уверовали, что Ермолов «заговорен» от пуль и потому так безрассудно храбр. И еще блуждали слухи, что генерал будто бы обладает способностью видеть будущее.

Так, в ночь перед Бородинской битвой Алексей Петрович предсказал своему другу, молодому генералу Кутайсову, что тот найдет свою смерть «от пушечного ядра». Предсказание сбылось: на другой день Кутайсов был убит 6-фунтовым ядром. А накануне сражения под Лейпцигом, желая ободрить барона Остен-Сакена, Ермолов сказал ему: «Не робей, Митя. Пули для тебя еще не отлито… Да и вообще никогда не будет отлито!» Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен прослужил в армии больше полувека, прошел 15 военных кампаний, участвовал в 92 боевых делах, украсил себя полным набором всех мыслимых военных наград и… не получил за все время ни единой царапины!

Отставленный от службы, Ермолов поселился в Москве, в собственном доме на Пречистенке, и здесь, уже после Крымской войны, его как-то навестил капитан артиллерии Берг, участник севастопольской обороны. В летах они разнились на полвека с лишним, однако это не помешало их обоюдной приязни, переросшей вскоре в настоящую дружбу. На протяжении многих месяцев они встречались чуть ли не каждый день, но весной 1859 года вынуждены были расстаться: Николай Берг получил назначение военным наблюдателем в Италию, где назревал вооруженный конфликт между Австрией, Францией и Сардинским королевством. «Генерал, – писал Берг, – выслушал известие о моем отъезде с одушевлением, как если бы ему подлили в кровь молодости…»

– Езжай, Коля. Езжай! Потом все расскажешь. Как только вернешься в Москву – сразу же ко мне… Слышишь? Буду ждать!

Ермолову шел уже 83-й год. Ему стоило немалого труда перемещать громоздкую свою массу даже в пределах четырех стен, и сердце капитана вдруг болезненно сжалось: «А дождется ли?..» Непрошеные слезы сами собой брызнули из его глаз.

– Ну? Ты что это? – генерал положил тяжелую свою ладонь ему на плечо. – Думаешь, не дождусь? Помру?.. Нет, Коля! Еще свидимся. Непременно. Два года у меня есть.

Война в Ломбардии закончилась неожиданно скоро. Берг возвратился в Москву. Генерал его ждал, облаченный ради торжества в мундир с анненской лентой. Шумно дыша, он с усилием приблизился к письменному столу, долго возился с ключом, извлек на свет какие-то бумаги…

– Сейчас, Коля, ты кое-что выслушаешь, – объявил он, с облегчением опускаясь в обширное и глубокое кресло, сделанное когда-то по специальному его заказу. – Пятьдесят лет я молчал, ибо таков был данный мною обет… А теперь уже срок вышел.

«И я, – писал Николай Берг, – услышал повествование совершенно фантастическое…»

Случилось это в 1809 году. Генерал-майору Ермолову, тогда человеку совсем еще молодому, поручено было произвести некое служебное дознание в городке Жавтень Подольской губернии. Генеральская бричка долго тащилась по непролазной грязи, пока наконец Алексей Петрович не добрался до места. Запалив свечи, Ермолов разложил на столе привезенные бумаги, набил трубку и предался задумчивости… Вдруг повеяло будто бы сквозняком, пламя свечей согласно качнулось. Генерал поднял глаза. Посреди комнаты стоял некто – седовласый, «в мещанском сюртуке».

– Открой-ка чернильницу, – велел он Ермолову. – Чистая бумага перед тобою… Обмакни перо.

Сам не зная почему, генерал повиновался. «Мещанин» же, которого седые космы делали странно похожим на постаревшего льва, продиктовал первую фразу:

– Подлинная биография. Писал генерал от инфантерии Ермолов.

«Как? – мелькнуло в мозгу Ермолова. – Почему генерал от инфантерии? Ведь я пока всего лишь…»

А незнакомец между тем продолжал:

– Июля 1-го числа 1812 года Высочайшим указом назначен начальником штаба 1-й Западной армии…

«Что за чушь? Не знаю я ни про какой такой штаб… И к тому же год сейчас 9-й, а не 12-й!..» Рассудок его пытался бунтовать, но рука, будто живя собственной и подвластной лишь голосу незнакомца жизнью, выводила новые и новые строки.

«…в 1817 году отправился чрезвычайным и полномочным послом ко двору Фет-Али-шаха…»