100 великих замков

Заключенным доставили кровати, матрацы, столовое и постельное белье, столы, стулья и другие необходимые вещи. Солдатам было строго-настрого запрещено выполнять какие-либо поручения барина и его слуги без разрешения коменданта, который не позволял маркизу ни получать, ни отсылать письма прежде, чем он сам их не прочтет. Побег из замка действительно считался невозможным, о таком здесь никто и не помнил. Но маркиз с первого дня заключения думал только о том, как бы освободиться — даже без согласия своих тюремщиков. В ожидании свободы он старался разнообразить томительность своего заключения игрой в карты, но чаще проигрывал, и это его страшно раздражало.

С некоторого времени он решил усыпить бдительность своих стражников и при всяком удобном, а порой и неудобном, случае выражал свое раскаяние. Еще недавно такой гордый и заносчивый, он вдруг сделался тихим и вежливым. Комендант с удовольствием заметил эту перемену, не подозревая, что маркиз уже получил «важные сведения» из Шамбоери и по его указанию начались приготовления к побегу.

Маркиза де Сад прибыла в Дофине, где нашла 15 решительных и хорошо вооруженных людей. В ночь с 1 на 2 мая небольшой отряд расположился неподалеку от замка и ждал только условного сигнала. Сопротивления небольшого гарнизона они не боялись, так как большинство солдат было подкуплено, только комендант ни о чем не догадывался. Предупрежденный заранее маркиз вышел, без шума направился к маленькому отряду, вскочил на коня и ускакал…

Но иллюзии маркизы, надеявшейся возвратить супруга в лоно семьи, вскоре развеялись. Маркиз долго скитался, меняя города и жилища, чтобы сбить преследователей с толку, но это вовсе не означало, что он утихомирился и стал вести порядочный образ жизни. Слухи о его сексуальных бесчинствах доходили до Франции, где президентша Монтрель тем временем заручилась тайным королевским указом на арест де Сада. И как только маркиз оказался на родной земле, он тут же попал в руки полиции, и в 1777 году за ним закрылись ворота Венсенского замка. Свое новое местопребывание маркиз так описывал жене:

«Я нахожусь в башне, запертой девятнадцатью железными дверями, свет я вижу через два крошечных окошка, каждое из которых закрыто двадцатью решетками. На десять-двенадцать минут ко мне приходит человек, приносящий еду. Остальное время я провожу один, в слезах.»

Пленник имел право лишь на час прогулки «в замкнутом дворе, где можно дышать только запахом стражников и кухни». Маркиза приводило в отчаяние и ужас то, что связь с внешним миром прервалась; теща распоряжалась его состоянием и продавала земли, словно он уже умер; воспитанием детей занимались те, кого он презирал… Полной пыткой для маркиза была и полная неопределенность: тайный приказ короля не ставил предела сроку заключения, и де Сад чувствовал себя замурованным, лишенным всякой возможности действовать. Тюремное заключение он воспринимал как несправедливое:

«Если я заслужил смерть на эшафоте, я не прошу милости. Но если я виновен в том, что делают все, чему можно наблюдать сотни примеров на дню, я не должен терпеть несправедливость.»

В заключении маркиз де Сад берется за перо: в 1782 году он пишет философский труд «Диалог между священником и умирающим», в котором изобразил духовного пастыря, который, желая вернуть заблудшую овцу в лоно церкви, сам в конце концов утрачивает веру в Бога. В этом произведении маркиз не стремился следовать правдоподобию и описывать типическое: свои собственные «моральные истины» он расценивал как нечто особенное и частное, и в собственном поведении не видел всеобщности.

Через два года маркиза переводят в Бастилию — в камеру, которая находилась на втором этаже башни Свободы. Заключенный в узкий каземат, маркиз терзался бесконечными пространствами за стенами тюрьмы, но активность его проявлялась только в творчестве. В Бастилии он составляет «Сводный каталог» своих произведений, в который включены и «120 дней Содома» (своеобразная энциклопедия сексуальных извращений), и две версии романа «Превратности судьбы», и «Жюстина, или Превратности добродетели», и другие.

В июле 1789 года парижане готовились к штурму Бастилии, и маркиз де Сад из окна своей камеры криками подбодрял их и призывал к более активным действиям. Его срочно перевели в Шаратон — приют для душевнобольных, куда помещали и особых «государственных сумасшедших», то есть людей, которым приписывали умственное расстройство только за то, что они беспокоили или стесняли власти.

Итак, маркиз де Сад — пациент Шаратона и его достопримечательность. Сюда приезжала любопытствующая публика, чтобы позабавиться и пощекотать нервы театральными представлениями, которые маркиз (как драматург и режиссер) давал время от времени с труппой таких же заключенных и отверженных, как и он сам.